Вопрос в такой постановке навеял ассоциацию с разговором крестьянина и В.И. Чапаева в знаменитом одноименном фильме: «Василий Иванович, ты за большевиков аль за коммунистов?» Этот вопрос поставил нашего героя в тупик, на что указывает его ответ: «Я – за Интернационал!». Такого ответа оказалось достаточно, чтобы удовлетворить любопытство крестьян, но его было мало для комиссара Фурманова, решившего всё же уточнить, за какой именно интернационал воюет его геройский комдив.

Возвращаясь к нашему вопросу, скажем, что ценность правды и ценность истины для истории, на первый взгляд одинакова, та и другая кажутся равнозначными. Тем не менее, на этот счет закрадывается какое-то сомнение, когда нам почти ежегодно преподносят всё новую «историческую правду», когда вчерашняя правда оказывается сегодня неправдой, а нередко и откровенной ложью. И уже эту новую «историческую правду» принимаешь с долей сомнения: не окажется ли она завтра новой исторической выдумкой или, того хуже, явной ложью?

Но такое сомнительное отношение к истории, как и бездумное некритичное восприятие ее подачи тем или иным автором в том или ином варианте, далеко не безобидная вещь и совсем не личное дело каждого индивида.

Казалось бы, подумаешь, какой-то там историк или политик слегка или даже весьма основательно приврал о некотором историческом событии, исказив его до безобразия; но это же ведь событие прошлого, а не сегодняшнего дня, оно давно не играет роли в нынешней жизни! Ведь, если мы без критических нравоучений принимаем разные сказки, то почему не относиться к историческому вранью с тем же снисхождением, что и к неправдивым по своей природе сказочным историям? 

Конечно, если речь идет о художественном вымысле писателя, подарившего человечеству исторические шедевры вроде "Войны и мира" или "Трех мушкетеров", то высказывать претензии подобного рода к их авторам столь же нелепо, как не принимать во внимание художественную природу их произведений.   

Увы, как сейчас стало модным говорить, «это совсем другое». И для того, чтобы понять, что здесь «совсем другое», придется, как всегда, обратиться к понятиям, а именно, к понятию правды и понятию истины, рассматривая их с позиций диалектических.   

+ + + 

Сначала небольшой диалог автора А. с искусственным «интеллектом» (ИИ), так сказать, «разведка боем» для проникновения в проблему.

А. Что такое правда, и что такое истина? В чем отличие?

ИИ (ChatGPT):

Правда и истина — это два термина, которые часто используются как синонимы, но имеют свои особенности и различия.

Правда обычно относится к субъективному аспекту или восприятию событий и фактов. Это может быть то, что кто-то считает верным в определенный момент времени или в определенных обстоятельствах. Правда может зависеть от контекста, личного опыта или точки зрения человека. Например, "правда о войне" может различаться в зависимости от того, с какой стороны конфликта вы находитесь.

Истина, напротив, предполагает объективность и универсальность. Это то, что считается верным независимо от индивидуальных убеждений или обстоятельств. Истина не изменяется в зависимости от того, кто ее воспринимает. Она часто связана с философскими, научными или логическими категориями, где факт или утверждение проверяется на соответствие реальности.

Основные различия:

Субъективность vs Объективность: Правда может быть субъективной, а истина стремится к объективности.

Контекст: Правда может меняться в зависимости от обстоятельств, тогда как истина остается неизменной.

Эмоциональная окраска: Правда часто несет в себе эмоциональный аспект или личное восприятие, а истина стремится к беспристрастности.

Например, если кто-то скажет: "Для меня это правда", это может быть их личное убеждение, но это не обязательно истина, которая должна быть доказуема и универсально признана.

А. Нет ли здесь подмены понятия «правда» понятием «мнение»?

ИИ (ChatGPT):

Да, в вашем вопросе справедливое замечание. Правда и мнение — это разные понятия, и важно не путать их. Давайте уточним:

Мнение — это субъективное суждение, основанное на личных убеждениях, предпочтениях или восприятии. Мнение не обязательно основано на фактах и может быть разным у разных людей. Например, "мне кажется, что это лучший фильм" — это мнение.

Правда, как уже обсуждалось, может быть субъективной, но все же обычно предполагает соответствие некоторым фактам или событиям, которые можно проверить или подтвердить. Правда связана с тем, что считается действительным в рамках определенного контекста или группы людей.

Когда мы говорим о правде, мы подразумеваем нечто большее, чем просто мнение — мы ищем подтверждение или доказательства, которые делают утверждение более обоснованным. Таким образом, подмена понятий "правда" и "мнение" может привести к путанице, но они действительно различаются по своей природе и функции.

А.: А нет ли правды в двух смыслах: субъективном и объективном? Например, исторический факт отражен в литературе или пересказах с субъективным его искажением или достоверно. А вот истина не бывает субъективной, она всегда объективна.

 ИИ (СhatGPT):

Да, вы совершенно правы, правда действительно может существовать в двух смыслах: субъективном и объективном.

Субъективная правда — это восприятие или интерпретация фактов, которые могут быть искажены личным опытом, культурным контекстом или эмоциями. Например, исторический факт может быть отражен в литературе или устных пересказах с добавлением субъективных взглядов автора или рассказчика. В этом смысле правда является личной или коллективной версией событий.

Объективная правда — это факты или события, которые можно проверить независимо от личных убеждений или интерпретаций. Это то, что произошло на самом деле, независимо от того, как люди воспринимают или интерпретируют это событие. Например, исторический факт, подтвержденный документами и археологическими находками, является объективной правдой.

Истина, как вы правильно отметили, всегда стремится быть объективной и универсальной. Она предполагает соответствие реальности, которое не зависит от человеческого восприятия или интерпретации. В этом смысле истина не бывает субъективной, поскольку ее цель — отразить действительность такой, какой она есть, без искажений.

Таким образом, правда может быть как субъективной, так и объективной, в то время как истина всегда ориентирована на объективность и независимость от индивидуальных взглядов.

А.: Для исторической правды нужна соответствующая память, тогда как для истины память не имеет значения. Это правильно? 

ИИ (ChatGPT):

Да, ваше утверждение имеет смысл и подчеркивает важное различие между исторической правдой и истиной.

Историческая правда действительно зависит от памяти — как индивидуальной, так и коллективной. Это память о событиях, переданных через устные рассказы, документы, памятники и другие источники. Историческая правда часто подвержена искажениям из-за субъективного восприятия, неполноты информации или изменения интерпретаций с течением времени. Чтобы установить историческую правду, важно сохранять и анализировать источники, которые фиксируют память о прошлом.

Истина, с другой стороны, не зависит от памяти, потому что она основана на объективной реальности, которая существует независимо от того, помнят ее люди или нет. Истина ищет фундаментальную, неизменную реальность, которая не меняется со временем или с точки зрения отдельных людей. Например, научные истины или логические аксиомы существуют вне зависимости от человеческой памяти. 

Таким образом, для установления исторической правды важно учитывать память и свидетельства прошлого, тогда как истина опирается на объективные факты и законы, которые не зависят от субъективного восприятия или воспоминаний.

    Что ж, ИИ дал пищу для размышлений, отталкиваясь от которых можно попытаться сложить представление о правде и истине, их природе и отличиях.

+ + +

Итак, понятие правды в чем-то сходно с понятием истины, в чем-то от него отличающееся и даже противопоставляемое ему. Но сходство – вещь ненадежная для определения понятий, на нем часто делаются логические ошибки подмены одного понятия другим и даже доказательственные спекуляции. 

Поэтому обратимся вначале к вопросу о том, в чем же их различие? Поскольку оба понятия имеют, как всякие понятия, свою противоположность, то, быть может, эти «вторые половинки» противоположности помогут лучше определиться в данных понятиях?

Противоположностью правды является не «неправда» (ибо «не» означает не нечто противоположное, а нечто просто отличное от правды, например, выдумка, художественный вымысел, преувеличение, приукрашивание и т.п.).

Для правды настоящей противоположностью является «ложь», или вранье. Например, кто-то говорит, что он сочинил такую-то исполненную знаменитостью в эфире песню, а на самом деле у этой песни совершенно другой автор. Это самая настоящая ложь. А если этот кто-то заявляет то же самое, но он автор только слов или части текста песни (к примеру, припева), а композитор другой человек, тогда заявление, что этот кто-то автор песни, является неправдой (полуправдой), но не ложью. Как тот стакан, наполовину неполный, наполовину не пустой...

Еще одна ситуация – эпизод в фильме «Семнадцать мгновений весны», в котором Штирлиц представил шефу гестапо Мюллеру «доказательство» того, как на чемодане советской радистки оказались его отпечатки пальцев. Полицейский, который стоял в оцеплении в тот день, когда гестапо был найден чемодан с рацией, заявил, что он видел, как Штирлиц на самом деле перевез оставшуюся после бомбежки детскую коляску на другую сторону улицы, и «еще какие-то вещи». Был ли среди них чемодан, он не помнит. Так как это «доказательство» нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, оно не было воспринято Мюллером как ложь, хотя на самом деле Штирлиц в данном случае совершенно определенно соврал. А раз нет убедительного опровержения этой лжи, то и воспринята она не как ложь. Но что это всё-таки ложь, известно зрителям фильма, однако об этом шеф гестапо может только неопределенно предполагать, так как ему недостает тех сведений, которые имеет зритель. 

Обратимся теперь к понятию истины, противоположностью которой есть заблуждение. Если поставить рядом понятия «ложь» и «заблуждение», то здесь уже спутать два эти понятия трудно, подмена одного другим сразу станет заметна. Видимо, что-то в данных понятиях есть такого, что сходу отличает их друг от друга.

Этим что-то, похоже, есть качество или характер вины, как сознательного психического отношения лжеца и заблуждающегося к своему высказыванию. Ученый, который заблуждается в своих выводах, выдавая их за истину, и другой ученый, который выдает чужую работу за свою собственную (нисколько не заблуждаясь на сей счет), с точки зрения качества вины совершенно отличаются. Если у первого вина может даже отсутствовать, когда он добросовестно трудился над выводами, но в силу ошибочной методологии или чего-то еще пришел к заблуждению, либо он поверхностно отнесся к своим выводам (здесь вина может быть, но лишь в форме небрежности), то другой прямо виновен в умышленном сокрытии правды и потому есть лжец.

Здесь мы уже входим из области научной в область нравственную.   

+ + +

Итак, перед нами две пары понятий: 1) «правда» – «ложь», 2) «истина» – «заблуждение». Общим для названных понятий является то, что все они так или иначе связаны со знанием. Вместе с тем, характер указанной связи различается.

Как известно, знание человек добывает в процессе познания, а последнее подразделяется на чувственное (эмпирическое) познание, которое дают нам наши органы чувств, и рациональное (теоретическое), получаемое как результат мышления. Если при помощи эмпирического познания мы добываем знания в виде представлений о процессах и явлениях материального мира, то теоретическое познание дает нам знание о сущности и понятиях этих процессов и явлений, а также знание о самом процессе познания, который эмпирическому познанию недоступен. То есть, когда мы созерцаем скульптуру О. Родена «Мыслитель», то остается только поверить автору на слово, что его образ занят мышлением, а не есть фигура человека, который просто погрузился в глубокие воспоминания о прошлом. Наши глаза очень мало скажут нам о происходящем в мозгу другого человека, не говоря уже о "мозге" образа последнего.

Эмпирическое знание способны добывать все живые люди, имеющие более-менее здоровые органы чувств. А вот для теоретического знания уже требуется психическое здоровье и специальные (научные или образовательные) занятия. И если с эмпирическим знанием имеет дело каждый человек, то с теоретическим только те, кто добывает его при помощи разумного мышления.

Из этих различий усматривается, что если понятия истины и заблуждения повязаны с теоретическим знанием, то понятия правды и лжи связаны со знанием эмпирическим, или чувственным, опирающимся на доверие своим органам чувств.

Можно сказать, что истина выражает действительное знание, тогда как правда полагается на веру в то, что дают восприятия, то есть правда основывается на вере. Не случайно ведь при сомнениях в правдивости слов, действий или намерений кого-либо на них реагируют «по Станиславскому», утверждая: «не верю». Что же касается сомнений в истинности каких-либо теоретических положений, то здесь уже мало сказать «не верю», требуется доказать, что имеет место заблуждение. И тогда отвечают так, как отвечал одному претенденту на «истину в последней инстанции» Ф. Энгельс (см. на сайте «Анти-Дуринг (кое-что об идее равенства)».

Отсюда следует, что истинность суждений и выводов касается немногих людей и есть дело по большей части случая, эксклюзива; нельзя вменять в обязанность кому-либо «глаголить истину», в то время как правдивость слов, намерений и дел касается всех и составляет нравственную обязанность каждого.

И не только нравственную, а в ряде случаев и юридическую обязанность. Всем известно, что перед судом свидетели обязаны говорить «правду и только правду». И не только в суде и не только свидетели (например, на слушаниях в американском парламенте должностные лица присягают говорить правду). А за дачу ложных показаний, между прочим, предусмотрена даже уголовная ответственность.

В этих случаях юриспруденция, как наука точная (в ней, как в математике, которую считают давно наукой «точной», нет «приблизительных» и «мнимых» величин, а юридическая техника однозначно использует такие понятия как «презумпция», т.е. допущение, предположение, и «фикция», т.е. заменитель действительности), самое право весьма определенно указывает на нравственную природу правды.  

При этом свидетель может дать показания, далекие от истины, но они будут правдивыми. Как так? – Очень просто. Разве в примере с чемоданом в руках у Штирлица, о котором мы упомянули выше, свидетель говорил неправду? Если бы это было воспринято таким образом, данному свидетелю не позавидуешь. Но его свидетельство было воспринято как правдивое. А всё дело здесь в том, что правда есть то, чтó и как воспринято органами чувств свидетеля. Если, скажем, свидетель указывает на кого-то как на грабителя, которого он видел возле потерпевшего с приличного расстояния, имея при этом слабое зрение, то он может фактически ошибаться, хотя быть искренне убежденным в своих показаниях, доверяя своему зрению. Или свидетель показывает, что слышал голоса в соседней квартире, хотя на самом деле в ней никого не было, в ней просто не был выключен телевизор. Таких свидетелей не обвинишь в неправдивых показаниях. То есть правда и истина в этих случаях вполне очевидно расходятся между собой.

Ответственность в таких случаях наступает лишь за заведомо ложные показания, а не за показания, которые не соответствуют истинному положению дел. То есть, тот, кто представляет свидетельства, не отвечающие истине, не становится от этого автоматически лжецом. Его свидетельства правдивы, если только они точно отражают знание, полученное от собственных органов чувств. Но органы чувств могут неверно воспринимать внешнюю информацию в силу их каких-то дефектов. Поэтому суд устанавливает по делу не правду, а объективную истину, когда он тщательно исследует разные данные и проверяет свидетельства другими доказательствами, восстанавливая истинную картину происходивших событий.

Таким образом, можно заключить, что правда остается правдой даже тогда, когда она расходится с истиной. Это объясняется разной природой правды и истины. Если истина – категория научная, то правда – категория нравственная. Из этого, конечно, не следует представлять науку как категорию безнравственную, хотя научное знание как таковое в себе ни грамма «нравственного» не содержит. 

Вопрос о нравственности встает только в связи с использованием научных знаний в человеческой практике. Если ученые познали тайны атомной энергии, то знание это с точки зрения нравственности ничем не отличается от всякого иного знания в разных областях. Другое дело использование атомной энергии: в мирных целях оно нравственности не противоречит. Даже аварию на ЧАЭС с точки зрения нравственности невозможно трактовать, скорее здесь трагическая случайность (хотя юридически отдельные лица наказаны за невыполнение своих обязанностей, не иначе как для успокоения нравственного чувства многих пострадавших от этой аварии). А вот использование атомной энергии в военных целях, разрушения жизни людей оно может рассматриваться либо как откровенно безнравственное, либо как «оправданное» (если она использована в качестве необходимой ответной меры к агрессору за причиненный ущерб).

Вот по этой линии разграничения нравственного и научного, как представляется, и проходит водораздел между правдой и истиной.

+ + +

Вопрос, вынесенный в заглавие данной публикации, таким образом сведен фактически к вопросу о том, что важнее для общества: наука или нравственность? В такой абстрактной его постановке трудно найти убедительный ответ, ибо как научное знание, так и нравственные начала одинаково необходимы человеку для его общественного существования.

Но значит ли это, что то и другое также одинаково важны и для истории? Ответ на данный вопрос будет, очевидно, зависеть от того, что понимать под историей. Если на нее смотреть просто как на прошлое в жизни человечества, как на ушедшее время, то отличить важность истины от важности правды для такой истории будет трудновато. Поэтому придется уточнить наше представление об истории как таковой.

Как обычно, начнем с родового понятия для истории, которым является время – в качестве одной из общих форм (наряду с пространством) существования материи. История связана со временем бытия материального мира, но не всего окружающего мира, а лишь с существованием в нем человеческого общества.

История начинается там и тогда, где и когда появляется человеческий род. Собственно говоря, история и есть временем деятельности человека. Историю, подчеркивали классики марксизма, делают люди, поэтому она есть воплощение человеческого труда. Постольку историю можно трактовать как время, застывшее в результатах человеческой деятельности, или время, измеряемое продуктами этой деятельности. Что делают люди, то и есть их история. Без них никакую историю невозможно представить иначе, чем пустую абстракцию ушедшего мимо человека времени.

В одной из публикаций сайта обращалось внимание на замечание Маркса о том, что прежнее понимание истории исключало из нее отношение людей к природе. Оно или «совершенно игнорировало эту действительную основу истории, или же рассматривало ее лишь как побочный фактор, лишенный какой бы то ни было связи с историческим процессом». Возникшее на почве разрыва материального и духовного труда, такое понимание истории в свою очередь обусловливало соответствующее понимание практики. Там, где изменение природы человеком представлялось не как действительная основа истории, оно не могло быть понято и как основа познания, мышления. Маркс и Энгельс упрекали предшествующих философов в том, что те слишком узко понимали мир: у них весь мир сводился к отношению сознания и предмета, где под предметом понималось либо само же сознание (идеализм), либо натуралистически толкуемая природа вне связи с изменением ее человеком (натуралистический материализм) (см. «Будущее в прошлом или прошлое в будущем?»)

Еще одно замечание в этой связи заключается в том, что человеческая жизнедеятельность есть текущий во времени непрерывный процесс, в котором нет строго фиксированного деления на «три времени», как это имеет место для времени вообще, разделяемого на прошлое, настоящее и будущее. Так как человек действует сообразно с целями, целесообразно, то деятельность его подчинена диалектике цели; и постольку исторический процесс нужно рассматривать с точки зрения этой диалектики.

О диалектике цели также уже шла речь в одной из публикаций сайта (см. «Размышления о цели…»). Всякая человеческая деятельность, подчиненная цели, предполагает, что в ней «настоящее» отрицается «будущим». Но настоящее в другом отношении само выступало как будущее по отношению к прошлому, оно является реализованным прошлым. Так, в производстве функционирует труд в двух формах: живой труд, как процесс настоящего, и средства труда, то есть овеществленный труд, как прошлый живой труд, застывший в будущих его продуктах.

Отсюда следует, что диалектика истории сводится к противоречию между прошлым временем и будущим временем и отрицанию последним первого. Это противоречие разрешается посредством живой деятельности людей в настоящем, которая выступает опосредствованием двух названых противоположных сторон. Поэтически эта мысль схвачена словами песни из одного старого фильма: 

«Есть только миг в этом мире бушующем, 

Есть только миг, за него и держись, 

Есть только миг между прошлым и будущим, 

Именно он называется жизнь».

Жизнь соединяет прошлое и будущее в настоящем, но не так, как мост соединяет два берега реки, а так, как соединяется с организмом матери плод будущего нового человека, снимая ее настоящей жизнедеятельностью всё то, что она вобрала в себя из прошлого, и передавая это снятое прошлое будущему ребенка.

Таким образом, можно сказать, что история – это постоянно разрешаемое в настоящем противоречие между прошлым и будущим. И лишь при таком понимании диалектики истории проясняется вопрос о том, что для истории более ценно: истина или правда?

 + + +

Для ответа на вопрос о ценности в истории правды и истины разберем, в чем ценность правды и в чем ценность истины в жизни людей. Очевидно, что их ценность определяется свойственной правде нравственной природой, а истине – научной природой. Нравственность ценна людям тем, что, как нормативный регулятор их отношений, она позволяет упорядочить эти отношения, устранять из них конфликты и делать жизнь людей благоприятной и предсказуемой.

Это важно в актуальном плане, то есть для людей, живущих в данное время, пребывающих в настоящем. Что касается прошлого и будущего, то нравственные нормы и ценности на них не распространяют свое действие. Для прошедшего имела значение современная ему нравственность, как и для будущего значимой в качестве нормативного регулятора поведения людей станет нравственность, также существующая в этом будущем – как в настоящем, т.е. актуальная нравственность. То же самое касается нравственности прошлого, актуальной для каждого конкретного прошлого.

Иначе говоря, нравственность имеет ценность только в настоящем и для настоящего, то есть ее ценность носит актуальный характер. Точно так же, как право прошлых времен не оказывает прямого влияния на сегодняшние отношения, а последние регулируются ныне действующим правом.  Вместе с тем, в известной мере прежняя нравственность может сказываться на нравственном строе будущего общества, но только при условии сохранения ее норм и ценностей в народной памяти. Это значит, что как бы ни распространена была лживость и лицемерие в отношениях между людьми прежних поколений, эта безнравственность мало скажется на ныне живущих, для которых значимо нравственное поведение их современников.

Иное дело наука, ценность которой актуальна для настоящего и, вместе с тем, можно сказать, устремлена в будущее. Научные истины, добытые учеными и философами ХVІІІ века, представляли ценность не только для поколений того времени, были значимы в настоящем, но в гораздо большей степени оказались значимыми для следующих поколений в последующие века.

Amicus Plato, sed magis arnica Veritas – крылатое латинское выражение. В литературе впервые было использовано в романе Сервантеса «Дон Кихот» и приобрело мировую известность. Первоисточником являются слова древнегреческого философа Платона, советовавшего ученикам выбирать истину, а не веру в авторитет учителя. Аналогичная фраза встречается у Аристотеля, в его рассуждениях об этике: «Пусть мне дороги друзья и истина, однако долг повелевает отдать предпочтение истине». У более поздних античных авторов это выражение встречается в форме«Сократ мне мил, но истина всего милее».

Смысл выражения: истина, точное знание – высшая, абсолютная ценность, а авторитет – это недостаточный аргумент.

Как бы авторитетна ни была правда, с которой надлежит дружить всегда, ибо без правды не обретешь и истины, тем не менее истина в истории ценится мыслителями разных времен выше. Справедливо ли?

+ + +

С точки зрения истории, понимаемой как разрешаемое в каждое данное настоящее время противоречие между прошлым и будущим, – с точки зрения такого понятия об истории оказывается ценной прежде всего правда настоящего, от которой зависит то, как будет разрешаться противоречие будущего с прошлым. 

По существу, правда жизни есть то необходимое условие истории, как телеологического процесса (деятельности от формулирования цели через ее реализацию до реализованной цели), без которого целесообразная историческая деятельность человека была бы невозможна. Ибо, невозможна в принципе сообразующаяся с целью деятельность в обществе, если большая его часть только лгут как относительно своих намерений и целей, так и при их реализации на практике. Если бы, к примеру, все мужчины, обещая жениться, оказались лжецами, то процесс отрицания холостой жизни одиночек их семейной жизнью просто бы прекратился, а общество рискует остаться без института семьи и лишается будущего. Переход от прошлого к будущему в таком случае вообще не состоится вследствие невыполнения настоящим временем задачи разрешения противоречия между прошлым и будущим временами.

Не случайно, поэтому, правда была возведена в статус общечеловеческой нравственной ценности, а правдивость стала нравственной обязанностью каждого живущего на планете человека с древнейших времен.    

Вместе с тем, целесообразная деятельность человека вообще невозможна без знания об окружающем мире, которого (знания) недостаточно без постижения сущности предметов его жизнедеятельности и их понятия, то есть без их истинного знания. А такое знание есть достоянием прошлого, из которого черпает материал субъект целеполагания в настоящем. Это знание должно быть налицо до того, как человек формулирует цели своей практической деятельности. Иначе выйдет как в той сказке, в которой перед ее героем ставилась задача: «пойди туда, не зная куда, принеси то, не зная что».

С этой точки зрения истина важна не только для настоящего, в котором она уже присутствует в том или ином виде, но еще больше для будущего, так как без знания истины предмета деятельности нельзя сформулировать ее реальную цель, а следовательно, нельзя определить деятельность как сообразную с целью.

Значит, без знания истины об окружающем мире переход от прошлого к будущему также не может состояться, поскольку само это будущее не определено в цели деятельности, его созидающей в настоящем.

Выходит, правда и истина для истории ценны в одинаковой мере, если без той и другой исторический процесс невозможен? Но как тогда объяснить мысль древних философов о большей ценности истины? Видимо, это происходит от того, что в процессе разрешения противоречия между прошлым и будущим истина имеет стратегическое значение, в то время как правда – более конкретное, тактическое значение. 

Как такая стратегическая ценность, истина не бывает абсолютной величиной, она всегда относительна, и ее постоянно требуется отыскивать и «освежать», корректировать, в то время как правда есть феномен значительно более определенный и она улавливается в нравственном нормативном строе общества более-менее конкретно и прочно большинством людей. Не случайно ведь говорится, что одного человека возможно обманывать постоянно, многих людей удается обманывать некоторое время, но невозможно одновременно обманывать всех.       

Стратегическое значение истины заключается в том, что она открывает для человека сущность вещей и процессов, закономерности их развития, а значит, позволяет более-менее определенно предвидеть и представлять будущее. Истина открывает окно в мир будущего, показывает поле возможностей для целеполагания исторического субъекта, дает простор для свободной самореализации человека. 

Вместе с тем, историческая правда составляет актуальное условие как для постижения истины, так и для ее использования в жизнедеятельности людей. Поэтому, когда лживые «хозяева жизни», т.н. правящие «элиты» скрывают от своих народов правду о прошлом и настоящем и так отворачивают и уводят их от истины, от понимания необходимости и действительных тенденций развития человечества, они тем самым лишают сегодняшние поколения их свободного будущего, которое эти «благодетели» обещают людям, лишая при этом возможностей им самим определять свои исторические цели и свою деятельность.

Постижение истины исторического развития есть такое решающее условие, которое позволяет отделять правду от непрекращающегося потока лжи, обрушиваемой на головы всё менее образованных обывателей.

Быть может, в понимании этого древние мыслители и придавали истине столь высокую историческую ценность.