Правоведение, политология и юридическая наука: 

 Нарастающий с начала нынешнего столетия мировой кризис оказывает все более разрушительное действие на развитие общественных наук, внося в него элементы стихийности и хаоса. Убеждает в этом отсутствие единого понимания предмета той науки, которой обучают сегодня юристов и которая преподносится студентам как «теория государства и права», или «теория права и государства», или просто «теория права» без «теории государства».

Достаточно нескольких примеров для иллюстрации сказанного. 

Так, М.Н. Марченко пишет, что определение предмета теории государства и права означает установление круга общественных и иных явлений, институтов и учреждений, которые она изучает. Эта наука имеет дело прежде всего с государством и правом. Но поскольку изучением государства и права занимаются и другие науки (история государства и права, философия, политология, социология, отраслевые юридические дисциплины и пр.), и каждая из них рассматривает лишь тот или иной их аспект, то поэтому государство и право как таковые не могут выступать в качестве предмета теории. Далее он заявляет, что в научной и учебной литературе нет единого понимания предмета теории государства и права, и различное представление о предмете данной научной дисциплины относится не только к исследованиям советского и постсоветского периодов, но и касается и работ, опубликованных в «перестроечные» и «постперестроечные» годы. 

Это обстоятельство данный автор объясняет «огромной сложностью, многоаспектностью и внутренней противоречивостью самой исследуемой государственно-правовой материи» (Марченко М.Н. Проблемы теории государства и права: учеб. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006.– С.5). 

О предмете науки теории государства и права пишет также М.М. Рассолов, и тоже замечает, что анализ изданных в последние годы учебников, учебных пособий и монографий по теории государства и права указывает на различное понимание предмета этой «фундаментальной правовой науки». В частности, даже ставится вопрос о разделении традиционной теории государства и права на две части – теорию государства и теорию права. По мнению автора, предмет данной науки содержится в ее названии, и этим предметом являются государство и право как общественные явления (Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред проф. М.М. Рассолова. – 2-е изд., перераб. и доп.. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, Закон и право, 2004. – 735 с. – С. 6-7). 

[ К этому приводятся авторские дефиниции понятий «государство» и «право». Государство – это «особая универсальная политическая организация общества, обладающая публичной, государственной властью и специализированным аппаратом регулятивного воздействия на общественные отношения, которая выражает прежде всего интересы экономически доминирующего социального слоя, а также выполняет “общие управленческие дела” для всех граждан и осуществляет специфический арбитраж в обществе». Право – это «совокупность правил поведения (норм), выражающих государственную волю общества, направленных на регулирование общественных отношений и охраняемых в случае нарушения силой государственного аппарата». Уже из этих определений, заявляет автор, видно, что «теория государства и права имеет дело с определенной частью общественных явлений, государствоведческих и правовых»] 

Другой точки зрения придерживается В.Н. Протасов, характеризующий учебный курс теории права и государства в качестве «комплексной учебной дисциплины, которая базируется на двух науках – общей теории права и общей теории государства, каждая из которых имеет свой предмет». По поводу такого названия дисциплины он замечает, что в постсоветское время предложено так именовать ее вместо «Теория государства и права»; и сделано это было не случайно, а в связи с принципиальными изменениями в системе общественных ценностей, то есть по идеологическим соображениям. Оказывается, дело в том, что «в тоталитарном обществе всегда на первое место ставилось государство и его интересы (а по сути, интересы партийно-государственной номенклатуры), тогда как право («как возможный защитник справедливости и интересов человека») отодвигалось на задний план». Потому «первое обозначение учебной дисциплины подчеркивает приоритет права и служебную роль государства по отношению к закону». 

Кроме того, как утверждает автор, в то время не было науки о власти, политической науки (политологии) и власть «вовсе не желала быть объектом научного анализа»; но необходимость изучения ряда политико-государственных явлений при подготовке юристов привела к образованию такого симбиоза как «Теория государства и права». По его мнению, вопросы общей теории государства в рамках курса «Теории права и государства» освещаться должны, «но лишь постольку, поскольку это необходимо для объяснения и понимания содержания общей теории права». При этом вопросы теории государства в учебниках и учебных пособиях по «Теории права и государства» должны излагаться перед вопросами теории права, поскольку то обстоятельство, что в названии учебной дисциплины «право» ставится на первое место, «еще не означает, что и вопросы права должны рассматриваться сразу» (Протасов В.Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт-М, 2001. – 346 с. – С. 8-10).      

Что касается этой рекомендации, то с ней не согласны авторы учебника «Проблемы общей теории права и государства» под общей редакцией проф. В.С. Нерсесянца, в котором теория государства начинается только в VІІ разделе (хотя при рассмотрении вопроса о происхождении и ранних формах права в разделе ІІ при этом также упоминается и о государстве.

О предмете общей теории права и государства в данном учебнике сказано, что это – общая теория всей юриспруденции как единой самостоятельной, системно целостной науки. «Предметом общей теории права и государства, – как полагает В.С. Нерсесянц, – являются общенаучные основы всей юриспруденции, ее предмет и методология, ее система и структура, ее онтология, гносеология и аксиология». 

При этом автор обращает внимание на дуализм объектов и единство предмета юриспруденции, заметив, что «один и тот же объект может изучаться разными науками, причем каждая наука изучает данный объект с позиций своего особого предмета и метода». Для снятия и преодоления названного дуализма понятий и достижения искомого единства предмета науки, необходимо исходить либо из понятия права, либо из понятия государства. Одно из этих понятий должно быть логически первичным, базовым, определяющим, предметообразующим, а другое – вторичным, обусловленным первым, понятием. Предметом единой науки о праве и государстве, таким образом, может быть или понятие права, включающее в себя правовое понятие государства (т.е. правовое учение о государстве, юридическую теорию государства), или понятие государства, включающее в себя понятие права (т.е. государственное учение о праве, государственную теорию права). Третьего пути к понятийно-предметному единству одной теоретически последовательной науки о двух разных объектах (праве и государстве) нет и логически не может быть. Без логической первичности одного из этих двух понятий мы будем иметь дело не с единой наукой (единой теорией), а с эклектическим, внутренне противоречивым конгломератом характеристик и определений разных понятий и предметов». 

Юридическая наука, заключает из этого В.С. Нерсесянц, «возникла, развивалась и развивается как юриспруденция, предмет которой – понятие права и соответствующее правовое понятие государства» (Проблемы общей теории права и государства. Учебник для вузов. Под общ.ред. академика РАН, доктора юрид.наук, проф. В.С. Нерсесянца. – С. 2-6.)

…история юр. науки….

Вопрос о предмете общей теории права и государства, утверждает со своей стороны Д.А. Керимов, не такой простой, как может показаться на первый взгляд. «Каждый более или менее существенный этап в развитии науки всегда сопряжен с необходимостью возвращения к рассмотрению ее предмета… Научное овладение новыми объектами (или их свойствами), более высокий уровень познания, необходимость системного к ним подхода и анализа во взаимодействии с другими отраслями знания со временем приводит к преобразованию науки. Именно с такой ситуацией мы сталкиваемся в данный исторический период, стремясь определить предмет основной и наиболее сложной, многогранной науки в системе общественных наук и, в частности, государствоведения и правоведения – общей теории права и государства». В общей теории права и государства автор выделяет «три основные части: социологию права, философию права и правовое государство, водораздел между которыми проходит… по линии онтологического и гносеологического изучения». Все они «составляют единый предмет науки общей теории права и государства».

«Современная общая теория права и государства, – пишет Д.А. Керимов, – преимущественно предстает перед нами в виде социологического истолкования права и государства, поскольку в основном онтологически изображает объективную диалектику правовой и государственной действительности, ее реального развития, изменения и преобразования. Выполнив и продолжая успешно выполнять эту свою миссию, общая теория права и государства все в большей мере стала интересоваться тем, какими путями, методами и способами происходит само познание правовых и государственных явлений, какова их гносеологическая природа.

Постепенно, шаг за шагом происходит зарождение, становление и развитие нового направления в лоне самой науки общей теории права и государства, которое можно охарактеризовать как разработку логики, диалектики и теории познания правового и государственного бытия. Как в свое время общая теория права и государства отпочковались от ряда иных наук, так ныне наблюдается тенденция к образованию относительно самостоятельного направления внутри общей теории права и государства. Такая дифференциация предмета науки вполне естественна и закономерна, ибо она является не только предпосылкой, но и необходимым составным элементом предстоящей интеграции различных направлений общей теории права и государства на более высоком теоретическом уровне.

И еще один момент, заслуживающий рассмотрения, а именно – объединение в одной науке теории права и теории государства. Дифференциация общей теории права и общей теории государства в рамках единой науки вполне возможна, подобно тому, как мы выше разграничили эту науку по другим основаниям на социологию права, философию права и правовое государство. Но как первая, так и вторая дифференциация происходит внутри одной науки общей теории права и государства. Иначе говоря, дифференциация частей (или направлений) внутри целого и отделение от целого части, образующей новое целое, – далеко не одно и то же.

Невозможно изучать государство без учета основного его средства самоорганизации и воздействия на общественные отношения – законодательства, равно как и наоборот, невозможно изучать законодательство без учета его использования государством, “подчиненности” государства праву. Однако, учитывая в процессе познания эту органическую взаимосвязь, мы можем, в зависимости от задач и целей исследования, акцентировать свое внимание либо на проблемах государства, либо на проблемах права. Фактически так именно дело и обстоит с “разделением труда” в науке общей теории права и государства: одни авторы преимущественно исследуют общетеоретические проблемы государства, другие – общетеоретические проблемы права. Но нельзя при этом забывать, что и те, и другие изучают связи и взаимодействия между государством и правом, представляющие собой весьма обширную сферу знаний.

И именно эта сфера объективной и субъективной диалектики развития правовых и государственных явлений объединяет их в единую науку, поскольку данная проблематика (связь и взаимодействие между государством и правом) находится между ними… Предметом общей теории права и государства являются правовая и государственная действительность, общие и специфические объективные закономерности ее развития, на основе познания и использования которых разрабатываются фундаментальные проблемы, имеющие методологическое значение для отраслевых юридических наук» (Керимов Д.А. Проблемы общей теории права и государства: В 3 т. Т.1. Социология права. – М.: Современный гуманитарный университет, 2001. – 266 с. – С. 9-22.).

В отличие от названных авторов, Л.С. Явич видел общую теорию права в составе юридической науки, с которой ее связывает «единый объект исследования – право, т.е. особая форма социального движения, качественно определенное общественное образование, требующее для своего познания своеобразного понятийно-категориального аппарата, специфических приемов исследования. Само собой разумеется, что ни общая теория права, ни отраслевые юридические науки и история права не изучают правовую действительность изолированно от иных общественных явлений…Напротив, только в сопоставлении права с экономическими и политическими отношениями, с государством, только в анализе их взаимодействия проявляются свойства права, обнаруживается его реальное место в общественной жизни. Но для любой юридической науки главным предметом познания остается право».

Если для отраслевых юридических дисциплин предметом оказывается соответствующая отрасль права, то для общей теории объектом исследований оказывается вся правовая действительность в целом, а ее предметом является не просто эмпирически воспринимаемая правовая действительность, а прежде всего закономерности ее существования и функционирования, выражающие тенденции и возможности ее развития, изменения, преобразования. Нельзя исследовать юридическую форму в отрыве от общественных отношений, которые ее порождают и в которых она реализуется. Предметом общей теории права является правовая действительность (ее закономерности) как особая форма выражения социальной жизни. Можно сказать, что «предметом общей теории права являются общие и специфические закономерности возникновения, развития, функционирования правовой действительности в целом как особой формы социального движения и общественных взаимоотношений людей».

В советской юридической науке, отмечал при этом Л.С. Явич, дискуссируется вопрос о соотношении между общей теорией права и комплексной политико-юридической наукой теории государства и права. «Все ученые-марксисты признают значение теории государства и права для правоведения и политологии. Вместе с тем надо полагать, что происшедшая интеграция общего учения о праве и общего учения о государстве не исключает их относительной самостоятельности. Философы, занимающиеся наукой о науке, считают, – цитирует автор Б.М. Кедрова, – что “интеграция наук ныне реализуется все больше через их дифференциацию”. Такое диалектическое понимание развития современной науки относится и к знаниям о праве и государстве».

Тем не менее, констатирует Л.С. Явич, «задача классификации политических и юридических знаний в настоящее время еще не решена. Представляется, что ее не могут пытаться решить одни юристы, проблема связана с анализом системы всей общественной науки» (Явич Л.С. Общая теория права. – Изд-во Ленингр. универ-та, Ленинград, 1976. – С.7-8.).   

+ + +

Основательную порцию путаницы по вопросу о соотношении политического и юридического вносит С.С. Алексеев в его «восхождении к праву», рассуждая о власти («в достаточно строгом, а не широком ее значении») и праве. 

«Понятием “власть”, – указывает он, – охватываются не все виды господства, в том числе не экономическое и не духовное подчинение людей (которые нередко также именуются “властью”), а только господство в области организации общественных отношений и управления, т.е. господство в значении системы подчинения, при которой воля одних лиц (властвующих) является императивно обязательной для других лиц (подвластных). 

В условиях цивилизации, когда сообщества разумных существ – людей стали во всё большей степени существовать и развиваться не только на непосредственно природной, но и на своей собственной (человеческой) основе и когда, стало быть, сообразно с “замыслом природы” в ткань общественной жизни начали интенсивно, во все больших масштабах включаться действенные формы разумной, свободной, конкурентной деятельности, сложилась наиболее мощная разновидность власти в указанном выше значении – власть политическая, государственная. Могущество политической, государственной власти, образующей стержень нового всеобщетерриториального институционного образования – государства, концентрируется в аппарате, обладающем инструментами принуждения, а также институтами, способными придать воле властвующих общеобязательный характер. 

Наиболее пригодными для осуществления таких целей, наряду с церковными установлениями (и понятно, карательно-репрессивными “рычагами власти”), оказались как раз законы, учреждения юрисдикции, иные институты позитивного права, которые в этой связи – с немалым ущербом для “суверенности” права и понимания его собственной силы и логики – представляются в качестве всего лишь “элемента государственной власти”. 

Политическая, государственная власть, – продолжает автор, – и по логике вещей, и по фактам истории, реалиям нашего сегодняшнего бытия – действительно стала таким мощным фактором в обществе, который способен раскрыть возможности, силу и предназначение позитивного права. Политическая, государственная власть как бы по самой своей природе предназначена для того, чтобы давать жизнь позитивному праву и через систему правоохранительных учреждений, институтов юрисдикции обеспечивать строгую и своевременную реализацию юридических норм и принципов. 

В рассматриваемой плоскости связь политической, государственной власти с правом – связь органичная (конститутивная), создающая сам феномен права и придающая ему значение реального фактора в публичной жизни общества. Ее, государственной власти, глубокое значение для права, проявляется в двух основных плоскостях: во-первых, в том, что именно государственная власть через свои акты (нормативные, судебные) в условиях цивилизации придает известным нормам и принципам качества позитивного права, прежде всего всеобщую нормативность, возможность строгой юридической определенности содержания регулирования, с более широких позиций – качество институционности, а в этой связи – публичное признание и общеобязательность; во-вторых, в том, что именно государственная власть оснащает необходимыми полномочиями и надлежащими средствами воздействия правоохранительные учреждения, органы юрисдикции, правосудия, а также через законы, иные юридические формы определяет основания и порядок их деятельности, что и дает значительные гарантии реализации правовых установлений. 

Но, – замечает далее автор, – вот парадокс – политическая, государственная власть, которая и делает “право правом”, в то же время представляет собой явление, в какой-то мере с ним, с правом, несовместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порою чуждого, остро враждебного фактора. 

Истоки такой парадоксальности – по его мнению – кроются в глубокой противоречивости власти, в том, что, являясь ( в своих социально оправданных величинах) необходимым и конститутивным элементом оптимальной организации жизни людей, управления общественными делами, власть обладает “рисковыми”, коварными, потенциально опасными качествами – тенденциями к “самовозрастанию”, к неудержимой централизации, нетерпимости к любой иной власти. И это создает условия и импульсы для того, чтобы в процессе утверждения и упрочения власти порог социально оправданных величин нередко оказывался пройденным, что превращает власть в самодовлеющую, самовозрастающую, авторитарную по своим потенциям силу. Отсюда (наряду с рядом других причин, и природных, и социальных, и личностных) авторитарные и тоталитарные политические режимы, столь широко распространенные даже в условиях закономерного перехода человечества к цивилизациям последовательно демократического, либерального типа. Режимы, которые, обретая тем или иным путем легитимацию в юридических установлениях, получают в этой связи широкие возможности для “законного” наращивания путем этих же установлений своей властной силы. 

И суть дела не в “хороших” или “плохих” людях, стоящих у власти (хотя отчасти и в них тоже). Суть дела в самой органике власти, ее внутренних закономерностях, их противоречивой и коварной логике (здесь уже в логике власти). Эти закономерности проистекают, по-видимому, из того обстоятельства, что власть без стремления к постоянному своему самоутверждению и упрочению теряет динамизм и социальную мощь…И вот на этом пути самовозрастания и ожесточения власти, – утверждает автор, – основным препятствием, фактором, в какой-то мере способным перекрыть путь негативным тенденциям власти, наряду с высокой моралью и развитой духовностью, становится близкий к власти социальный институт, в известном смысле детище самой власти – п р а в о» (Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. – С. 195-199). 

В приведенных рассуждениях С.С. Алексеева обращает на себя внимание его упорное нежелание различать термины «политическая власть» и «государственная власть», употребление «двуликого» термина «политическая, государственная власть» для обозначения «наиболее мощной разновидности власти», образующей «стержень государства», могущество которой «концентрируется в аппарате». Чем это объяснить? – Не иначе как отсутствием ясного представления о таких вещах как власть, политика, государство и, как следствие этого, утверждения данного автора, что политическая, государственная власть как бы по самой своей природе «предназначена давать жизнь позитивному праву»; что «связь политической, государственной власти с правом – связь органичная, создающая сам феномен права», и что «ее, государственной власти, глубокое значение для права, проявляется в двух основных плоскостях…» и т.д. Оказывается, «политическая, государственная власть» дает жизнь позитивному праву (заметим: не праву вообще, а «позитивному» праву); та же самая «политическая, государственная власть» создает «сам феномен права» (а не «позитивного» права), а «глубокое значение для права» имеет одна лишь государственная власть. Поистине, как много приходится говорить, когда нечего сказать…Эта словесная эквилибристика лишь прикрывает непонимание автором соотношения политического и юридического. 

+ + +

Необходимо, вместе с тем, отметить, что и до советского периода в развитии науки о праве и государстве не существовало единства взглядов на ее предмет, ввиду чего, к примеру, Л.И. Петражицкий в работе о теории права и государства в связи с теорией нравственности отмечал, что наиболее распространенным является воззрение на право как на принудительные нормы, пользующиеся признанием и защитой государства или исходящие от государства (Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. – С. 214). Значит, существовали и иные воззрения.

В работе «Общая теория права» Г.Ф. Шершеневич указывал, что «раньше всего и наиболее прочно утвердилась общая теория права в Англии…В противоположность правоведению, излагающему право той или иной страны, в той или другой его части, должно существовать общее правоведение…Это предмет философского характера, поэтому ему может быть присвоено название философии положительного права или просто права. Так как этот предмет отстраняет от себя юридическую практику, в смысле ли ежедневного применения норм права, в смысле ли законодательной политики, то он может называться также теорией положительного права или просто права» (Шершеневич Г.Ф.  Общая теория права. Т.І. Философия права. – М. Изд. Бр.Башмаковых.  1909-1912. – С. 40-41).

Рассуждая о догме права, С.А. Муромцев писал: «Мы исходим из того воззрения на задачи правоведения, которое сложилось под влиянием позитивизма. С точки зрения этого воззрения задача правоведения, как науки, состоит в том, чтобы изучать законы определенной группы социальных явлений, которые своею совокупностью образуют право. Поставленное таким образом, правоведение должно стать отделом социологии; как вообще законы социологии, так и законы правоведения были бы законами сосуществования (статика) и преемственности (динамика)… Спрашивается, как при изложенной постановке вопроса о задачах правоведения определяется положение догмы права?»

Под догмою разумели и разумеют систематическое изложение начал (принципов) действующего права какой-либо страны и какого-либо времени. Такое изложение описывает, обобщает, определяет и классифицирует и в конце концов не имеет ничего общего с исследованием законов…Догма составляет отрасль юридического искусства…» (Муромцев С. Что такое догма права. – М., 1885. – С. 7-8).

В середине 20-х годов проф. Магазинер Я.М. начинает характеристику места правоведения в системе наук с рассмотрения отношения политики и догмы права. По его словам, «основное различие между всеми науками зависит от различия их цели. Одни науки устанавливают естественно необходимую связь явлений, т.е. такую их связь, которая существует сама по себе независимо от воли человека и природу которой он изменить по произволу не может… Система законов, в которых фиксируется эта необходимая связь явлений, составляет науку, и все те науки, которые устанавливают и объясняют необходимую и однообразную связь причин и следствий в природе и обществе, суть науки теоретические. Таковы, например, физика, биология, социология, общая теория права». Науки, которые устанавливают единообразные, сознательно созданные человеком правила достижения целей, есть науки практические. Таковы архитектура, гигиена, практическая медицина, политика права. «Теоретические науки констатируют объективно данную систему связей между причинами и следствиями, а практические науки – субъективно поставленную систему связей между средствами и целями». Предметом общественных наук является человек как общественное существо, а не как явление природы, «т.е. те его свойства, которые отличают его от животного, хотя бы зародыши этих свойств мы находили и в среде животных. Среди общественных наук мы находим правоведение как систему наук о праве. И здесь, в правоведении, мы находим то же различие наук теоретических и практических, которое мы уже рассмотрели» (Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / Отв. ред. докт. юрид. наук, проф. А.К. Кравцов. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2006. – 352 с. – С.54-56). 

___

Отсутствие внятного разграничения политической и юридической сфер, с моей точки зрения, объясняется одной из закономерностей развития науки, на которую указывают философы, связывая ее с высказыванием К. Маркса о том, что «историческое развитие всех наук приводит к их действительным исходным пунктам лишь через множество перекрещивающихся и окольных путей. В отличие от других архитекторов, – писал Маркс, – наука не только рисует воздушные замки, но и возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем заложить его фундамент» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 13. – С.43).

Надо сказать, результат такой «архитектуры» в науке находит вполне очевидное отражение  в юридической учебной литературе. 

Так, Л.А. Морозова в учебнике теории государства и права за характеристикой предмета и методологии теории государства и права располагает главу о концепциях происхождения государства; затем, в рамках раздела о теории государства автор рассматривает понятие, сущность и типологию государства, после чего переходит к рассмотрению власти и ее видов (одним из которых названа государственная власть). Далее идут главы о форме государства, функциях государства, механизме государства, а после них следует глава о политической системе и о месте государства в этой системе. И лишь в третьем разделе учебника начинается теория права (главы о теориях происхождения права, о понятии и сущности права, о месте права в системе регулирования общественных отношений, о праве и других социальных явлениях). При этом глава о праве и других социальных явлениях открывается параграфом об отношении права и государства, за которым следуют параграфы об отношениях: 1) государства, права и экономики, 2) права и политики, 3) права и справедливости, 4) права и социальных интересов. Завершается глава параграфом о ценности права. Отметим и то, что в главе о власти и ее видах рассмотрен отдельно вопрос о соотношении государства, государственной власти и государственности (Морозова Л.А. Теория государства и права: учебник / Л.А. Морозова. – 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Эксмо, 2010. – 510 с.).

Трудно понять, чем руководствовалась автор, располагая подобным образом учебный материал, но ясно одно: здесь нет даже намека на изображение действительных связей и отношений рассматриваемых предметов. Что бы мы сказали об архитекторе, который предлагает строительство девятиэтажного дома начинать с сооружения пола и стен третьего этажа, вслед за этим соорудить фрагмент первого этажа, а лишь потом перейти к фундаменту, ограничившись при этом фасадной стороной дома, после чего приступить ко второму этажу, и т.д.?.. Из этого нагромождения, разумеется, ничего толкового выйти не может; но именно такой хаотичной «постройкой» кажется нам изображение здания научной теории в учебнике теории государства и права. 

Ясно, во всяком случае, что схема: «понятие государства и его типы – власть и ее виды, в т.ч. государственная власть, – форма, функции и механизм государства – политическая система и государство в ней» – эта схема на самом деле выглядит как случайная подборка фрагментарных представлений о государстве, а не учебная модель теории государства. В этой подборке почему-то праву даже места не нашлось, и о связи последнего с государством упоминается только в теории права. Постольку государство в разделе учебника о теории государства представлено без имманентной ему правовой формы. Сомнительно, чтобы такое «аналитическое» расчленение единой теории государства и права на две «теории», абстрагированное от необходимой взаимной связи государства и права и их необходимых связей с другими явлениями и процессами, облегчило постижение существа представляемой теории. Здесь совершенно очевидно нарушена последовательность раскрытия материала от общего к частному, движение от понятий более абстрактных к более конкретным. 

Так, понятие власти следовало определить до понятия государства, а не наоборот, так как власть есть категория более общего порядка, чем государство: власть в обществе может существовать помимо наличия в нем государства, тогда как последнее нельзя представить вне существования власти. По всей видимости, обращение к общему понятию власти после определения понятия государства продиктовано желанием автора раскрыть признаки государства, на которые она указала в этом понятии. Такая логика ущербна уже потому, что в этом случае данное понятие основано на неопределенных признаках государства, а потому не может рассматриваться как определенное понятие.

* * * 

С точки зрения марксистской теории государства, особый – политический – характер, который приобретает социальная власть в обществе, разделенном на антагонистические классы, вносит изменение в социальное управление, как способ реализации общественной власти. Этот политический характер власти направляет социальное управление в политический процесс государственности, подчиняясь необходимости создания государства, как специфического органа, призванного реализовывать политическую власть господствующего в обществе класса частных собственников над трудовыми классами. Такое особенное предназначение государства определяет его социальную природу как органа политического управления обществом.

Политическое управление, со своей стороны, нуждается в его адекватном нормативном обеспечении, т.е. в качественно ином, чем прежде, нормативном способе управления, в нормативном способе государственного управления. Этим новым нормативным способом государственного управления вместо прежнего первобытного обычного права становится юридическое право.

Такой вывод согласуется с общим определением понятия права, которое сформулировано в общем учении о праве: «Право есть нормативный способ социального управления, которым властный субъект, заинтересованный в сохранении единства социума, санкционирует (устанавливает и поддерживает) правила общения, составляющие необходимый, с его точки зрения, социальный порядок, путем отрицания произвола и утверждения в общении субъектов объективной воли, выражающей закон их поведения и подчиняющей ему, как позитивному закону, их индивидуальную волю» (См. первую книгу «Диалектики права» ч.2, стр. 632, опубликованную на этом сайте).

При таком понимании соотношения политики, государства и права вопрос о разграничении «политического» и «юридического» решается не в контексте противопоставления права, в качестве юридического явления, государству как явлению политическому, а в контексте органической связи государства с правом, точнее, связи государства с определенным правом, а именно, в контексте связи его с юридическим правом – как лишь одним из видов права вообще.

В этом смысле государство «дает жизнь» не всякому праву вообще, как утверждает С.С. Алексеев, а только одному виду права, юридическому праву. В свою очередь, политическая власть «дает жизнь» процессу государственности, начиная с формирования («рождения») государства, как органа политического управления обществом, и продолжая участвовать в этом процессе через развитие государства в ходе реформ и контрреформ, революций и контрреволюций. Здесь государственность трактуется как особенный исторический процесс, а не в трактовке Л.А. Морозовой, в значении «свойства, качества, состояния общества на конкретно-историческом этапе» или «строя общественных отношений, при котором с помощью государства обеспечивается стабильная, сбалансированная, самодостаточная жизнедеятельность общества» (такое понимание не согласуется с действительностью).

Таким образом, исторический период цивилизации имеет дело, условно говоря, с двумя «родителями»: с политической властью, «дающей жизнь» государственности, как процессу, и с государством, «дающим жизнь» юридическому праву. Постольку критерием для разграничения политического и юридического становится процесс государственности, точнее сказать, деление последнего по отношению к государству на две составляющих: с одной стороны, на формирование и развитие государства субъектом политической власти, а с другой – самостоятельное функционирование государства в качестве субъекта политического управления.

Следовательно, в первом случае мы имеем дело с государством в качестве объекта, то есть мы имеем дело с политической сферой общественных отношений и ее явлениями. Во втором случае государство уже выступает как субъект, и в этом своем качестве оно принадлежит к юридической сфере и ее явлениям.

Тем самым решение вопроса, о какой сфере идет речь в конкретном случае – политической или юридической, оказывается вполне определенным: если в данных обстоятельствах государство фигурирует как объект, значит это сфера политики, если оно выступает как субъект управления – это юридическая сфера.

Предложенное решение проблемы разграничения сферы политического и сферы юридического дает возможность избежать тех противоречий, которые были отмечены выше в вопросе о политической и государственной власти, о предмете науки о праве и государстве и т.д., и которые возникают при определении политических и юридических понятий.

С этой точки зрения юридическая наука имеет предметом юридическое право и связанное с ним в качестве субъекта государство. Здесь нет двух самостоятельных объектов, которые пытался соединить в едином предмете В.С. Нерсесянц, а есть один объект – сфера юридического.  Для политологии остаются политические процессы, в т.ч. процесс государственности, в котором государство фигурирует в качестве объекта в классовых, национальных и международных отношениях. Вместе с тем, поскольку право как таковое не ограничивается юридическим правом, а выступает как общественный нормативный регулятор и в бесклассовом обществе (в частности, как первобытное обычное право), наука о праве как таковом – правоведение составляет часть социологии, или же того, что раньше называлось «историческим материализмом».

Предложенная здесь точка зрения, разумеется, подлежит ее критическому осмыслению, но нет сомнения в том, что нас ждет еще немало открытий в вопросе о классификации гуманитарных наук. И не так уж был неправ один из моих учителей Л.С. Явич, когда почти полстолетия тому назад вел речь об общей теории права и полагал, что «задачу классификации политических и юридических знаний не могут пытаться решить одни юристы, проблема связана с анализом системы всей общественной науки».  

А.Ю.