Определяя перспективы развития отечественной науки, необходимо, по-видимому, отталкиваться от нынешнего состояния науки и положения, которое она занимает в обществе, исходить из того отношения, в котором находятся между собой наука, общество и государство. 

     О значении науки как социального института, обеспечивающего общество знанием, о перспективах ее развития задумывались науковеды, государственные деятели и политики. И это неудивительно: человечество встало перед объективной необходимостью сознательного управления им; а для этого требуется знание, отвечающее действительности, которое способна дать только наука.  

         Вместе с тем, закономерности функционирования и развития науки, отмечают науковеды, изучены недостаточно. На одну из таких закономерностей указывал Ф. Энгельс, утверждая, что наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествующего поколения, а значит, она при обычных условиях также растет в геометрической прогрессии, развиваясь по экспоненте. 

        По данным ЮНЕСКО, в 2004 г. ученых в мире насчитывалось около 5,5 млн. чел., а сегодня их количество выросло до 8 млн. человек. Только за период 2007-2014 г.г., т.е. всего за семь лет  число исследователей и публикаций возросло более чем на 20 процентов, а с 2014 по 2018 год количество ученых выросло еще на 14 процентов, при увеличении финансирования науки на 19 процентов. 

          Казалось бы, всё хорошо… Но не будем спешить с выводами.

+ + + 

         Вера в то, что только наука в состоянии раскрыть все загадки природы и благодаря этому разрешить вопросы о смысле существования человечества, со времени эпохи Просвещения не исчезла, она воспроизводится и сегодня, получив название сциентизма. Но в отличие от веры в универсальную способность разума, включающего науку в связке с философией, современный сциентизм возлагает все надежды на конкретные естественно-научные знания. По мнению сциентистов, философия и гуманитарные науки не дают, в отличие от естествознания, устойчивого прироста научного знания. Представители научно-технической интеллигенции полагают, что вопросы, над которыми долго и безуспешно трудились гуманитарии, могут быть решены усилиями естественно-научных и технических дисциплин. В середине прошлого века эта ситуация в искусстве, особенно кино, изображалась как проблема столкновения "физиков" и "лириков". 

Это наивное представление, которое не учитывает, что предмет познания не ограничивается миром явлений природы, а включает также созданный человеком мир культуры и внутренний мир человека. Это три разных мира. В отличие от мира природы мир культуры наполняют объекты, созданные людьми, преследующими свои цели, руководящимися своими мотивами и ценностями. Здесь необходимо раскрытие субъективного, смыслового плана социально-культурной реальности, требуется понимание, проблемой которого не занимаются естественные науки. Понимание другого человека, освоение этических и т.д. ценностей осуществляются не без помощи рефлексии во внутренний мир человеческого сознания, на мышление. Потому нельзя знание о мире культуры и мире человека представить в виде их объективного описания, отвлеченного от познающего субъекта и того способа, каким достигнуто это знание. Но это и есть цель и условие конкретно-научного познания. Потому в самой науке все более осознается значение философско-методологической рефлексии над методами и формами познания, над социальными целями и последствиями научного прогресса. 

+ + +     

    Гуманитарные науки, в отличие от естественных, не столько исследуют телесную организацию человека, его материальность, сколько его деятельность, субъективность, сознание, мир духовного, мир идеального, как осознанного бытия. В этом смысле гуманитарные науки являются, по мысли французского философа М. Фуко, как бы «науками-двойниками», в которых познание направлено не на саму вещь, а на способ отражения отражаемого (мысли о мыслях, слова о словах, тексты о текстах). В этом основное отличие гуманитарных наук от естественных. Отсюда роль цитат в гуманитарном исследовании, размещения чужих мыслей, диалогическая природа гуманитарного мышления. Это диалог между двумя субъектами: текстом (предмет изучения и осмысления) и контекстом (оцениванием текста с позиций ученого, реагирующего на него, выражающего свое отношение к его содержанию). Если для естествоиспытателя реальностью являются вещи, их свойства и отношения, как некоторая форма эмпирической реальности, то для гуманитария такую реальность представляют тексты, как «вещи» особого рода, имеющие значение, смысл и ценность. Понимание и есть постижение смысла описываемого объекта.

  В зависимости от различий «моделей мира», акцентов в мировоззренческих системах различаются и построения текстов и их понимание. Нельзя понять текст, не зная особенностей мышления данного народа, господствующей в обществе мировоззренческой «модели мира», являющейся наиболее глубинным контекстом понимания, то есть уяснения соотношения текста с контекстом. Понимание не есть некий готовый результат, это процесс раскрытия смыслов, столкновения «своего» и «чужого» культурных срезов, превращение последнего в некую ценность. Нельзя понять текст вне системы ценностей и оценок, ибо он имеет смысл лишь как определенная позиция по отношению к различным ценностям: добро – зло, истина – ложь, полезное – вредное и т.д.

     Текст – это первичная данность, исходный пункт всякого гуманитарного мышления. В проблеме текста сходятся многие познавательные устремления и претензии всех гуманитарных наук. Но в методологии гуманитарных наук особое место отводится проблематике знака, в качестве объекта и средства гуманитарного исследования. Где нет знака, там нет и объекта указанного исследования. Знаки, символы – это явления объективного, «вещного» мира, но явления особого рода, которым присущи значение, смысл, ценность. 

    Впервые социальная природа знаков была вскрыта Марксом в исследовании происхождения бумажных денег как знаков стоимости. История денег есть процесс постепенного отбора отдельных товаров для одинакового овеществления меновой стоимости, т.е. выполнения функции денег. Как только золото завоевало монополию в выражении меновых стоимостей, оно сделалось денежным товаром, т.е. всеобщей мерой стоимости и всеобщим средством обмена всех других товаров. А замещено бумажными деньгами золото может быть потому, что в своей функции монеты оно изолируется и приобретает самостоятельность. Товару противостоит образ его стоимости только для того, чтобы сейчас же снова исчезнуть и быть замещенным другим товаром. Поэтому материал самих денег безразличен, он преходящ, мимолетен в качестве реализации стоимости. Это лишь знак стоимости. 

   Язык служит тем каналом связи, через который идет незримое общение людей с предыдущими поколениями. Знак связан с выражением внешних явлений, закреплением и передачей общественного опыта. Само бытие знака – это «бытие для другого», и овладевая знаком, мы овладеваем иным предметным содержанием. Только на пути понимания можно достичь единства человека с историей, вхождения в мир социальности и осмысленной жизни человека как субъекта. 

      Гуманитарные науки, изучая общественные отношения и опосредствующее их социальное поведение, не могут объяснить это поведение, если нет понимания его смысла, его сознательного характера. В этой связи классиками марксизма отмечалось, что так называемая «объективная» историография заключалась именно в том, чтобы рассматривать исторические отношения в отрыве от деятельности. Поскольку же социальная реальность есть продуктом сознательной деятельности людей, необходимо в социальном познании считаться со смыслами, ценностями и мотивациями человеческой деятельности. В отличие от мира естественных наук, где факты относительно независимы от интерпретации, в социальном мире сами интерпретации определяют фактологию, здесь нет фактов истинных для всех возможных миров. Социальные факты – всегда продукты интерпретации, с помощью которой сама реальность отражается исходя из практических потребностей. Фактичность объектов естествознания не зависит от признания или непризнания их человеком, тогда как статус социальных явлений, напротив, определяется их значимостью и признанием. Ибо социальный мир – это мир, орагнизованный на основе социальных значений, которые используются в качестве общей схемы интерпретации и объяснения явлений этого мира (См.: Коршунов А.М., Мантатов В.В. Диалектика социального познания. М.,1988).    

+ + +

Выяснение сущности гуманитарного знания требуется для понимания необходимого в эпоху научно-технической революции процесса гуманизации научного поиска и уяснения необходимости наряду с научно-технической также научно-гуманитарной революции.

Как заметил в свое время Г.В. Плеханов, будущее не может принадлежать взглядам неясным и неопределенным (см. публикацию данного сайта «Будущее в прошлом или прошлое в будущем?»). Вместе с тем, общественное сознание часто отождествляет науку с «новым», «новизной»; а те, кто имеет дело с защитой диссертаций, знают о непременном требовании научной новизны, без указания на которую работа не может быть квалифицирована как научное исследование. При этом, однако, очень редко ставиться вопрос: а что, собственно, делает научное знание новым, что придает ему статус новизны?

Сейчас перед исследователями стоит проблема, считавшаяся прежде прерогативой гуманитарных наук – проблема необходимого диалога со всем предшествующим знанием по каждому вопросу и предмету. Все науки, а особенно общественные, не должны забывать свои социально-исторические корни. Отказ от этих корней ради «нового» (зачастую навязываемого интеллектуальной модой) во многих случаях больше приносит вреда, чем пользы науке и практике. Именно об этом шла речь в одной из наших публикаций (см. в рубрике «Заметки о политике» публикацию «Осторожно, новое!»).

С другой стороны, без оценки новаций трудно судить о характере развития науки и приросте знаний. Такая оценка тем более необходима при значительных темпах увеличения количества научных публикаций, объема научных текстов, с которыми не справляются пока даже новые информационные технологии. Но это скорее формальная или количественная сторона проблемы оценки, на которой паразитирует бюрократическое сословие в науке, придумывая все новые и новые требования к количеству публикаций и характеру изданий, в которых надлежит публиковаться авторам в контексте аттестации научных кадров.

При этом не удается определить гораздо более важную – содержательную – оценку реального качества научных новаций, методику оценки потребительной стоимости для общества продукта научного труда, как труда особого рода. Здесь не работает, как для иных продуктов, закон стоимости, определяемой количеством общественно необходимого труда и рабочего времени на их производство. Ибо духовное производство, каковым является наука, имеет дело со всеобщим трудом, производящим продукт, приобретающий общечеловеческую значимость не через обмен на другие продукты, а непосредственно поступая в сферу потребления. Отсюда трудность в оценке потребительной стоимости научного продукта в денежных знаках. 

Но если для результатов прикладных наук, имеющих дело с материальным производством, еще можно найти точки соприкосновения с рынком и товарно-денежными отношениями (в виде патентов, лицензий, разного рода проектов, целевых вычислений и информации), то фундаментальные науки, в особенности гуманитарные, от такого «товарооборота» отстоят далеко и только искусственно могут втягиваться в него. Конечно, «товарно-стоимостная» оценка в этом случае далека от действительной стоимости научного продукта.

Но в системе товарного общественного производства, в котором происходит развитие современной науки, труд ученого не может оплачиваться иначе, чем в других отраслях производства, т.е. иначе чем в денежной форме зарплаты.  А из этого возникает необходимость денежной оценки если не продукта труда ученого, то самого научного труда. Значит, требуются, во-первых, показатели научного труда, а во-вторых, такая система контроля за их выполнением, которая была бы напрямую связана с научной эффективностью этого труда. И здесь мы вновь приходим к бюрократизации научной сферы.

Из этого замкнутого круга нет иного выхода, кроме отрицания бюрократии в управлении наукой. Таким образом, здесь мы выходим на ту же самую общую с научной сферой проблему бюрократизации управления, о которой шла речь в нашей публикации о госуправлении (см. в рубрике «Учиться управлять государством» публикацию: "Основное условие" - п. 6 "А "система" всегда против...").   

Нужна ли общественная наука буржуазному государству?

Как уже сказано, в отличие от объектов естествознания, статус социальных явлений, с которыми имеет дело общественная наука, определяют их значимость и признание их обществом и государством, как официальным представителем общества. Если государство ориентировать на то, чтобы философы и ученые как можно быстрее забыли прежние достижения философской и научной мысли в обществознании, отказались от теории научного социализма, как высшей ступени в развитии общественнной науки, то такое государство будет делать всё от него зависящее для переориентации общественной науки на ложные ценности и смыслы. 

В таком случае в ход идут все рычаги воздействия: пересмотр школьных и вузовских образовательных программ в «нужном» направлении; отказ от практики госзаказа на фундаментальные научные разработки и от их государственного финансирования, и вместе с тем, стимулирование в частном порядке «нужных» исследований; распыление научного потенциала гуманитариев по разным школам под маркой «плюрализма мнений». В этом же ряду находится и бюрократизация государственного управления научной сферой, прежде всего, в сфере подготовки научных кадров. Академия наук, которая, по логике вещей как негосударственная самоуправляемая организация более всех других заинтересована в развитии науки и потому должна быть максимально причастной к развитию научного кадрового потенциала, по сути устранена от управления подготовкой ученых-гуманитариев. Но кто, кроме самого научного сообщества, в состоянии оценить перспективные направления развития научного знания и, исходя из этой оценки, формировать необходимую тематику научных исследований и программы подготовки ученых?

Без руководства со стороны Академии наук формированием проблематики диссертационных исследований диссертанты по своему усмотрению определяют темы работ для их защиты, и выходит «картина маслом» по поговорке из известной басни: «запели молодцы, кто в лес, кто по дрова». При этом отраслевые академии, вроде Национальной академии правовых наук Украины, в лучшем случае только фиксируют тематику диссертаций, предложенную самими соискателями, но они не в состоянии заменить НАН Украины в данном вопросе.

Конечно, свобода научного творчества означает свободный выбор автором темы его исследования, и было бы глупо требовать от каждого соискателя ученой степени заниматься навязанной ему кем-то «чужой» для него научной проблемой. Но, во-первых, соискатели ученой степени зачастую сами не могут определиться с тем, какая научная проблема для них «своя», и возможность выбора из перечня необходимых тем облегчит жизнь диссертантам. А кроме того, ведь исследование необходимых проблем может быть дополнительно простимулировано разными способами, например, частичным упрощением требований к процедуре защиты (количеству обязательных публикаций, сроков защиты, отзывов оппонентов и др.)

Таким образом, научно-исследовательский хаос должен уступить место более-менее планомерному развитию общественной науки.  

А пока мы являемся свидетелями обратного. Тематический беспорядок в научных исследованиях «компенсируется» в общественных науках постоянно растущей бюрократизацией процесса защиты диссертаций. Прежде всего, такая форма вовлечения в научную деятельность как соискательство, существовавшая наряду с аспирантурой и предполагавшая сдачу соискателем «кандидатского минимума», вначале из бесплатной была превращена в платную форму, а затем ее и вовсе отменили, обязав всех желающих работать над диссертацией (кроме сотрудников научных учреждений и вузов) поступать в аспирантуру на очную или заочную форму обучения. При этом заочное обучение в аспирантуре по факту мало чем отличалось от того же соискательства, поскольку было таким же платным и ограничивалось опять-таки сдачей того же «кандидатского минимума». Но из-за вступительных экзаменов в аспирантуру (вместо простого прикрепления практика соискателя к научному учреждению или вузу) усложнили жизнь тем практикам, которые желали совмещать свою деятельность госслужащего, судьи, прокурора, юрисконсульта, адвоката и т.д. с работой над диссертацией.

Таким образом, значительная часть лиц, чей практический опыт мог быть использован для его научного осмысления (а это особенно важно в юридических научных дисциплинах), отсекалась от науки без всякой на то необходимости. Если стояла задача сократить заметно возросший поток соискателей научных степеней, то для этого не нужно ставить «блок» в начало процесса, необходимо, напротив, упростить начальный этап пути, дав возможность всем желающим испытать себя в теоретической деятельности. А уже по мере работы над диссертацией выставлять такой набор «фильтров», который бы давал на выходе научный продукт надлежащего качества. Тогда все те, кто способен создать качественный научный продукт, пополнят ряды ученых, а остальные не будут, по крайней мере, жалеть о напрасной «учебе» в аспирантуре за собственные деньги.

Напротив, принуждение соискателей окончить хотя бы заочно аспирантуру – как условие защиты диссертации – дает обратный эффект, парадоксальным образом ухудшает качественный отбор диссертантов, поскольку ориентир работы аспирантуры, как и школы, и вуза, одинаков – выпустить школьника, студента, аспиранта «в свет» с формальной оценкой, а дальше их проблема, что делать со своим аттестатом, дипломом или диссертацией.

Становится все очевиднее, что решение упразднить институт соискательства и всех соискателей-практиков пропускать через заочную аспирантуру, в корне ошибочно, так как этот путь не только не дает качественного прироста научных кадров, но и дискредитирует статус аспирантуры как главной кузницы научных кадров. По сути, аспирантура превращена в агентство по торговле возможностью получить доступ к защите диссертации в каком-либо специализированном ученом совете, так как аспирантура гарантированного допуска к защите диссертации не дает. Здесь уже в дело вступают личные связи и возможности диссертантов, их научных руководителей и других заинтересованных лиц, а документ об окончании аспирантуры остается в качестве удостоверения данного факта.  

А что же государство? Ему такой расклад удобен с точки зрения госбюджета, поскольку научные учреждения и вузы через платную аспирантуру берут на себя финансирование своей деятельности, «зарабатывая» на аспирантах-заочниках. Государству только подавай отчетность об их деятельности, которую придумает оно же само. И вновь на первый план выходит бюрократический интерес, а не интерес науки. В буржуазном обществе и государстве главное – это деньги, и потому именно они являются критерием оценки всех интересов. И одновременно такое государство ведет «непримиримую показательную борьбу» с коррупцией, подпитывающей государственную бюрократию… Для эффективного управления наукой из-за этого, по-видимому, не остается времени и сил.  

___

Казалось бы, любая политическая власть в современном мире должна быть объективно заинтересована в грамотном управлении обществом, как необходимом условии собственного самосохранения. Безграмотных неумелых политических руководителей ни в одной стране население долго терпеть не будет. А для грамотного руководства людьми необходимо иметь хотя бы минимум профессиональной подготовки, позволяющий ориентироваться в этом все более сложном мире. Без научных знаний подготовить грамотных управленцев невозможно, а «тренироваться на кошечках» в реальной политике небезопасно. Потому кажется странным это безразличие государства к развитию общественных наук, особенно наук, изучающих проблемы управления социумом: политической экономии, политологии, юридических наук, а также ряда философских дисциплин. Наука оказалась чуждой государству. 

Это безразличие современного государства к развитию общественной науки коренится в проблеме отчуждения науки, которое Маркс считал самостоятельной формой отчуждения вообще. Общим условием отчуждения науки является разделение материального и духовного производства, непосредственной причиной – общественная форма труда и отвечающее ей применение науки. Отчуждение науки формируется в полной мере лишь с развитием крупной промышленности, хотя этот процесс начался еще в кооперации. На предыдущих ступенях истории наука вследствие ограниченного объема знаний и опыта не была отделена от непосредственного труда. Затем «происходит отделение науки как науки, примененной к производству, от непосредственного труда. Превращение науки в непосредственную производительную силу означает превращение ее в одно из условий труда». В общественной форме богатства при капитализме отсутствует субъектный момент, необходимость развития человека. Вещная форма богатства определяет «господство вещи над личностью, ибо создание потребительных стоимостей во все увеличивающемся объеме, улучшающемся качестве, растущем разнообразии – создание огромного вещного богатства – выступает как такая цель, в достижении которой рабочая сила является лишь средством и которая достигается лишь путем ее собственного превращения в нечто одностороннее и обесчеловеченное». Сведение личности к персонификации рабочей силы обусловливает способы экономии постоянного капитала, а именно экономию на условиях труда.

Но если капиталист экономит на науке, то с какой стати государство класса буржуазии, выступая как совокупный капиталист, будет тратить деньги на обществоведческие изыскания? Тем более на такие, которые открывают трудящимся глаза на природу буржуазного строя, объясняют реальные причины угнетенного положения их в обществе и пути изменения такого общественного положения…  

С этой точки зрения вопрос о том, нужна ли буржуазному государству общественная наука, кажется риторическим…

Впрочем, если общественная наука не нужна капиталу, то трудящимся она объективно необходима как условие освобождения их самих и всего общества от гнета капитала. Практика социалистического развития показала, что общество трудящихся не только заинтересовано в развитии науки, в том числе гуманитарных наук, но и уважительно относится к труду ученых. Следовательно, общество в целом должно быть объективно заинтересовано в развитии общественной науки; и государство, как официальный представитель всего общества, вынуждено выступать в роли заинтересованного в развитии гуманитарных наук субъекта. Вместе с тем, такое двойственное положение государства по отношению к общественной науке негативно отражается на ее поступательном планомерном развитии, которое в этом случае в решающей степени становится зависимым от самоорганизации научного сообщества.  

Нет пророка в своем отечестве?

Вместе с тем, объективная заинтересованность национального государства в развитии гуманитарных наук реализуется лишь постольку, поскольку само это государство суверенно в определении своей научной и образовательной политики. Однако не является большим секретом, что политика подавляющего большинства современных национальных государств определяется в значительной степени глобальной политической «мафией», для которой всякие вообще национальные интересы объективно представляют некую противостоящую и мешающую силу. Сфера общих интересов со всем человечеством у глобалистов очень узка (разве что сохранение планеты Земля от гибели, при которой не станет и их самих), да и здесь они умудряются реализовывать общие интересы с выгодой для себя, с позиции своих частных интересов.

Постольку глобалисты навязывают народам мира свою политику, в том числе диктуя направление развития национальной науки и образования.

При этом национальные сферы образования они «подсаживают» на свои собственные угодные им «стандарты», вроде печально известной «болонской системы» и пр., уничтожая национальные традиции и образовательный опыт посредством навязываемых национальным государствам «реформ». Результаты этих «реформ» по странному стечению обстоятельств оказываются у всех стран одинаково негативными: уровень образования и воспитания молодых поколений заметно падает, всё большая их часть деградирует, утратив интерес к труду и творчеству, к общественно полезной деятельности вообще. Что касается науки, то здесь также посредством «реформ» уничтожаются научные школы, сферу науки попросту «сажают» на зарубежное «денежное довольствие» при одновременном снижении государственного финансирования, тем самым направляя ее развитие в «нужную» сторону. Здесь, однако, уже требуется более избирательный подход.

Дело в том, что естественные и гуманитарные науки имеют неодинаковое общечеловеческое и национальное «лицо». Если первые по природе своей не могут быть ограничены национальными рамками (уже хотя бы потому, что объект их изучения не имеет «национальности»: нет национальной физики, химии и т.д.), то гуманитарные науки, имея объектом изучения общество, должны считаться с тем конкретным обществом, в котором эти науки развиваются: с национальной экономикой, политикой, национальным государством и национальным правом, национальной культурой и т.д., работая на них и обеспечивая их научным знанием.

Постольку научные кадры естественных и технических наук глобалисты «выкачивают» из национальных государств в страны-гегемоны; тем же, кто остается служить своему отечеству, они создают такие условия, в которых эти ученые не могли бы конкурировать с научными кадрами глобального капитала.

Что касается гуманитариев, то их глобалисты всеми средствами пытаются превратить в свою идеологическую прислугу либо попросту сделать их «лишними людьми», до которых обществу и государству нет дела.     

А коль скоро национальные государства воспроизводят такую глобальную политику в своих странах, то и неудивительно, что в последних наука вообще, а гуманитарная наука особенно с каждым годом деградируют все больше и больше.

+ + +

Основным средством проведения глобальной политики является отношение гегемонии. Еще 80 лет тому назад один профессор Берлинского университета рассуждал о том, что государство-гегемон должно приобщать подчиненные ему государства к своей культуре. Внимание должно быть направлено, прежде всего, на культурную гегемонию, особенно при управлении «полуцивилизованными» народами.

Так, под маской нередко согласованного на государственном уровне «интеллектуального сотрудничества» на самом деле может скрываться попытка оказания гегемонистского влияния. Ту же цель преследует обучение студентов из подчиненных стран в университетах государства-гегемона. Такое культурное влияние возможно и без гегемонии, но гегемония делает его одним из своих орудий. В рамках культурного сближения происходит и согласование правовых норм, что не обязательно связано с гегемонией, но может использоваться в гегемонистских целях. Очень хорошо пользовался этим средством Наполеон І.

Первоочередным объектом влияния являются конституции подчиненных государств… Демократиями, с их постоянной сменой правящих партий, трудно управлять… В подчиненных государствах надо вводить не сходные со своими, а наиболее удобные для гегемона конституционные нормы. Спартанцы очень хорошо знали, что делали, когда после победы в Пелопонесской войне навязывали своим союзникам олигархическое правление, не сходное со своим. В олигархах, экономически заинтересованных в новых порядках, они нашли послушные орудия своей политики…

Важнее всего для государства-гегемона возможность в любой момент задействовать прямой и надежный способ оказания своего влияния. Поэтому лучше всего иметь в подчиненных государствах абсолютистские режимы. Именно таким способом Австрия в первой половине ХІХ века устанавливала свою гегемонию в Германии и Италии.

Другой важный элемент – влияние на отдельные ветви власти. Если мы говорим, что одно государство является гегемоном по отношению к другому, этим еще ничего не сказано о степени подчинения, которая может быть большей или меньшей. Важнее всего подчинить себе внешнюю политику другого государства (крайняя форма такого подчинения – протекторат). Но и при других типах гегемонии главная задача – влияние на внешнюю политику подчиненного государства. Далее следуют влияние на вооруженные силы, на внутреннюю политику, юстицию и администрацию.

Особая статья – влияние на финансы зависимого государства. При союзах чисто экономического характера, например, таможенных, оно становится главным. Но оно часто имеет место и в тех случаях, когда гегемония преследует далеко идущие политические цели и, может стать как начальной, так и конечной стадией процесса развития политической гегемонии, как в случае гегемонии США в Центральной Америке. В крайнем случае осуществляется контроль над финансами. Это влияние может составлять основу политической гегемонии. Финансовый контроль не позволяет подчиненному государству попасть в зависимость от третьих держав. США в рамках доктрины Монро самым энергичным способом проводили такую гегемонистскую политику.

Что касается каналов влияния, то первоочередным объектом является глава государства. Если это единовластный правитель, то его легко сделать орудием гегемонистской политики. При коллегиальном руководстве задача обычно более деликатная, а методы – более сложные. Каналами влияния делаются также главные министры, жены правителей, наиболее влиятельные экономические группы и политические партии, а в многонациональных государствах – основная национальность, в федерациях – государство, задающее в них тон.

В современном мире гегемон стремится формировать общественное мнение, в первую очередь, – с помощью подкупленной прессы…Государство, которое не хочет подчиняться чьей-то гегемонии, должно в первую очередь повести борьбу со своей продажной прессой и запретить объединения, связанные с зарубежными. Влияние осуществляется не только через дипломатов, но и через специальных «советников»: военных инструкторов, финансовых советников, а в протекторатах – через резидентов, соединяющих все эти функции. Но часто эффективней официальных дипломатов работают неофициальные агенты и доверенные лица, посылаемые за рубеж, а также «частные» организации, на самом деле финансируемые правительством…

Средства гегемонистской политики настолько разнообразны, что их невозможно свести в систему. При легализованной гегемонии ими могут быть статьи договора или конституции. Но, прежде всего, следует различать методы прямого и косвенного влияния…( Д-р Генрих Трипель, проф. Берлин. ун-та Гегемония. Книга о государствах-лидерах. 2-е изд., Штутгардт, 1943).

Увы, в первые десятилетия ХХІ ст. представленная берлинским профессором картина мало в чем изменилась, разве что заметно возросла мощь информационного влияния на умы людей в современном информационном обществе.

Итогом такого развития стало то кризисное состояние, в котором оказались в последнее время философия и гуманитарные науки не только в постсоветских странах, но и в странах «цивилизованного» Запада.

Наука и ее «мачеха» идеология

Если говорить о развитии общественных наук в современных условиях, то прирост научных знаний в них концентрируется вокруг научной методологии исследований. Без преувеличения можно сказать: «Какова методология, такова и научная теория». Ибо главное занятие ученого, научная деятельность, – это продуктивная деятельность, направленная на получение объективно нового результата, являющаяся творческой, – в отличие от репродуктивной деятельности (представляющей только копию, повторение деятельности других людей или же повторение собственной деятельности). А продуктивная деятельность является успешной только при условии ее грамотной организации, то есть при условии применения соответствующей, основанной на научном знании, методологии.

По поводу этого в литературе отмечалось, что научное познание реализуется через методологическое осознание учеными предпосылок, средств и целей своей  деятельности. Категории и принципы методологии регулируют эту деятельность если и не в форме фиксированных методологическими системами норм, то, по крайней мере, в форме методологической интуиции ученых, которая конкретно обусловлена историей взаимодействия методологии и науки (См.: Дынин Б.С. К вопросу о характере проблем методологии: Философия. Методология. Наука. – М.: Изд-во «Наука», 1972. – С. 45-46). Американский философ Моррис Р. Коен вообще заявлял, что наука – это метод утверждения и указания способов, при помощи которых следует искать систематическое познание (См.: Рачков П.А. Науковедение. Проблемы, структура, элементы. – М.: Изд-во Московского университета, 1974. – С. 84).

«Методологический срез», начиная с ХVІІ в., превратился в необходимый компонент каждой науки – хоть он и не всегда осознавался ее представителями. Характерною чертой современної науки является не только наднаучная рефлексия, то есть осознание закономерностей равития и построение знания в наиболее общей – логико-философской форме, но и интенсивное развитие внутринаучной рефлексии, суть которой – осмысление и изучение методов и форм научного познания. В самой науке все более четко выделяются два взаимосвязанных направления: исследование свойств объектов (традиционное направление) и исследование способов и форм научного познания ( См.: Философия науки в вопросах и ответах: Учебное пособие для аспирантов / В.П. Кохановский [и др.]. – Ростов н/Д: Феникс, 2006. – С. 196-197).

Как известно, в организации научного исследования выделяют его средства и методы. Методы научного исследования делят на эмпирические и теоретические аналогично делению познания. Эмпирическим есть познание, выявляющее и описывающее факты. Теоретическое познание – это познание сущностное, отвечающее на вопрос о внутренних причинах явлений; оно дает возможность творчески преобразовывать мир, управлять явлениями и событиями, ускорять, отдалять или предотвращать их, а также предусматривать принципиально новые факты. Из теоретических методов определяющим является метод диалектики – как реальная логика творческого мышления, отражающая объективную диалектику действительности. 

В свое время Гегель, а за ним Маркс, подчеркивали: истинным должен быть не только результат исследования, но и ведущий к нему путь. Постольку диалектика выступает как общенаучный метод, тогда как все другие научные методы относительно нее представляют особенные методы в контексте так называемого методологического монизма, в противоположность так называемому «методологическому плюрализму».

В основании методологического монизма лежит диалектический материализм,  тогда как представление о «методологическом плюрализме» есть представление ложное и постольку оно антинаучно. Однако именно «методологический плюрализм» навязывается в обществознании господствующими в обществе политическими силами и их идеологами.

+ + +

Порождением «методологического плюрализма» является хаотичный набор разнообразных теорий, ярким примером которого может служить юридическая наука. Как и во времена И. Канта, юристы все ще продолжают искать свое понятие права. В науке о праве насобиралось уже немало разнообразых теорий, начиная с представлений о божественном либо естественном происхождении права и о праве, дарованном монархом либо данным государством, и заканчивая теориями о возникновении права в результате захватнических войн или классового расслоения общества, теориями о договорном происхождении права и даже о создании права и государства бандитами (и такая «теория» есть!). Полагают, что сейчас в науке насчитывается более сотни дефиниций права, отличающих его от других понятий.

Конечно же, познание – это вечное, бесконечное приближение мышления к объекту, и отражение природы в мысли человека надо понимать не «мертво», не «абстрактно», не без движения и противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и их разрешения (Ленин). Несомненно также, что человеческое познание развивается по очень запутанной кривой, и одни теории вытесняют другие также и в исторических дисциплинах, включая философию. Но, заметил Энгельс, на этом основании никто не станет делать вывод, что, например, формальная логика – это бессмыслица.

Очередным подтверждением именно такого хаотичного развития познания и стала догма «методологического плюрализма», возобладавшая в общественных науках в 90-е и начале 2000-х годов. Случайно ли возникла эта «мода» и была ли такая догма новым словом в науке? – Отнюдь, она возникла закономерно на почве либеральной экономики, существовавшей пару веков тому на Западе, к которой и повернули Украина и другие постсоветские страны в конце ХХ века. Правда, через двадцать лет следования новой научной «моде» теоретики права вынуждены признать, что теория права оказалась в очередном методологическом кризисе, каковые бывали и раньше, в частности, в начале ХХ в., о чем писали тогдашние теоретики. И однако, философы и теоретики права не объясняют нам, почему именно «методологический плюрализм» заводит общественную науку в «кризисное болото». Не потому ли, что истиной является не «методологический плюрализм», а методологический монізм, основой которого есть диалектический материализм?

«Плюралисты», игнорируя диалектический закон отрицания отрицания в развитии науки, некритически отбросили методологические наработки прежней науки. Почему так вышло? Тут мы подходим к крайне важной проблеме научной методологии, а именно – проблеме соотношения науки и идеологии.

Проблема эта – не академическая, как могло бы показаться на первый взгляд, она чрезвычайно актуальна, в особенности для общественных наук, но не только.  Еще в 2002 году С. Кара-Мурза опубликовал книжку под названием «Идеология и мать ее наука». В ней утверждается, что наука возникла в Новое время, вместе с буржуазным обществом, и заменила собою церковь, как высший авторитет, который легитимирует и политический строй, и социальный порядок. Постольку наука стала инструментом господства. Для этого власть использует науку при помощи идеологии, которая возникла как ее «сестра» и как продукт буржуазного общества, скоро начав паразитировать на науке.

Во всех странах Запада, где произошли великие буржуазные революции, ученые, философы и гуманитарии внесли свой вклад в программирование поведения масс посредством идеологии. Так, во Франции, кроме великого дела освобождения мышления человека и усвоения им нового, научного мировоззрения, деятели Просвещения осуществили глубокое промывание мозгов в чисто политическом плане, подготовив поколение революционеров, которые с чистой совестью затопили Францию реками крови (а потом начали, по сути, мировую войну) (См.:. Кара-Мурза С.Г. Идеология и мать ее наука.- М.: Изд-во Эксмо. – 2002. – 256 с.- С. 6-7).

+ + +

Вот такой «приговор» науке от С. Кара-Мурзы благодаря банальной операции подмены понятий: деятельность «программирования поведения масс посредством идеологии» он приписал ученым, философам и гуманитариям, хотя указанную деятельность осуществляют идеологи, а не ученые, философы и гуманитарии. Ученый только тогда ученый, когда он занят наукой, а не занимается идеологией, спортом, политикой или религией. В последних случаях человек выступает уже не как ученый, а как идеолог, спортсмен, политик, верующий. Но именно на этой путанице и спекулируют идеологи; а у нашего автора идеология, возникшая вместе с наукой как ее «сестра» и принявшаяся паразитировать на науке, в названии книги почему-то фигурирует в качестве «дочери» науки. Мать, являющаяся одновременно и сестрой для своей дочери, – это что-то в самом деле оригинальное… Возможно, что выражение «мать ее» употреблено в ругательном смысле, тогда следовало выделить данное выражение запятыми, было бы хоть что-то понятно…

Между тем в философской литературе отмечается, что наука и идеология возникают не одновременно. Становление науки в качестве влиятельной формы общественного сознания происходит в ХVІІ ст. Идеология же возникает несколько позже как классово очерченное мировоззрение, и источником идеологии являются социально-экономические факторы: появление новых общественных классов и социальных групп, разрушение старого способа жизни и старых представлений. Но дело в том, что идеология даже в таком ее понимании гораздо старше науки, поскольку классы и их мировоззрение возникли задолго до ХVІІ столетия. В философской литературе идеология определяется как система политических, правовых, религиозных, философских и иных взглядов, идей и теорий. В обществе, разделенном на классы, идеология носит классовый характер.

Необходимым условием появления и развития науки стало освобождение научного познания от средневекового религиозного сознания. Вместе с тем, это не означает, что наука в ходе своего развития «деидеологизируется». Напротив, она становится ареной ожесточенной борьбы идеологий противостоящих в обществе классов, которая существенно отражается на формировании мировоззрения людей, а также развитии идей и теорий в общественных науках.

Способность науки познать и с ее помощью детерминировать объективные процессы воспринимается в ХVІІІ-ХІХ ст.ст. так, что общество, как объективная реальность, может быть познаваемо, изменяемо, как среда в эксперименте, а также создаваемо субъектом, познавшим объективные законы. 

Однако здесь научная рациональная позиция делала уступку утопизму – течению общественной мысли, возникшему приблизительно в то же время, что и наука, с наличием в основе своей идеи прогресса и социального переустройства общества. Утопическое сознание вдохновлялось ростом влияния науки, отождествляя возможность реконструкции мира с рациональным познанием. Науку рассматривают при этом как средство построения утопического мира, именно как средство, а не как метод. В утопии, напротив, не применяется научная методология, мир не объясняют и не изучают, а изображают. В отличие от науки, в утопии первостепенное место принадлежит субъекту, его способности творения, акцент делается на субъективизме и на волюнтаризме. В утопическом сознании большая роль принадлежит идеалу, модели, к которой надо стремиться и которую надо творить. Идеалы абстрактной свободы и прогресса, гармонии человека и природы, человека и общества занимают доминирующее положение в утопическом сознании. При этом утописты исходят из ненаучных предпосылок о существовании неизменной человеческой природы, из могущества человеческой воли, аккумулированной в деятельности отдельных людей – творцов или лидеров.

В отличие от науки, идеологии, как и религия, разделяются на много течений и концепций, если речь идет о базовых принципах, они более диверсифицированы (раздроблены) ввиду их субъективистского характера. Что же касается науки, то она имеет подчеркнуто несубъективный характер, поскольку она основывается на исследовании реального объекта, а потому науку отличает тенденция к единству вокруг истины. Со временем наука все больше вытесняет из общественного сознания и религию, и утопии, а потому последние вынуждены заимствовать, «высасывать» из науки новые и новые знания, паразитируя на ней. Научные знания входят в культуру и становятся решающими для судьбы человечества. Происходит сциентизация («онаучивание») разных сфер культуры, включая философию, мировоззрение, мораль, литературу, искусство, спорт и т.д. (Супрун В.И. Наука и идеология: Наука и ее место в культуре. – Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1990. – С. 40-44).

По сути дела, утопия имеет общие корни с религией, и именно утопию, а не науку, С. Кара-Мурза должен был бы назвать «матерью» политической идеологии. Тогда как философия и наука возникли как осознание и преодоление мифологии, в том числе мифологических представлений об обществе. В этом смысле идеология и наука связаны не матерински-дочерней связью, не "родительскими узами", а наука в лице идеологии имеет в лучшем случае угнетающую ее «мачеху».   

«Фиговый листок» идеологического «плюрализма»

Приведенные соображения о соотношении науки и идеологии касаются, так сказать, гносеологического аспекта этого соотношения, их сравнения в контексте отношения каждой из них к познанию и знанию. Но, на мой взгляд, есть еще и важный онтологический аспект. И бытие науки, и бытие идеологии невозможны без субъекта. Но если в науке субъект – это человечество в целом, и ученый объективно направляется в своей деятельности его общим с остальными людьми интересом к объективной истине, то у различных идеологий и субъекты разные, и руководятся они своими частными интересами: экономическими, политическими, классовыми, национальными и т.п. Для них истина сводится к утверждению в сознании остальных их «родного» интереса. 

Постольку, в отличие от методологического монизма, который  объективно необходим для науки, в области идеологии фактом является идеологический плюрализм, конкуренция и борьба различных идеологий, в которой образуется господствующая в обществе идеология. Именно в сфере идеологии и политики, а не в сфере науки, происходят процессы, аналогичные конкурентным процессам рыночной экономики. Политика есть концентрированное выражение экономики. Тут конкуренция идеологий ведет к появлению монопольной идеологии, которая с помощью государства и иных классовых институтов навязывает идеологическую «моду» в философии, науке, в общественном сознании. При этом сама идеология принимает характер политической идеологии, диктующей общественную «моду».

В условиях жесткого давления частных интересов и классовых институтов власти ученые-обществоведы один за другим поддаются «модной» идеологии, становясь ее носителями и проводниками в науке. Именно их С. Кара-Мурза зачислил в «экспертную среду», которая якобы с «научных позиций» освящает и развивает доминирующую в современном обществе либеральную идеологию, а вместе с этим и воспринял науку как «мать» идеологии.

Однако если бы господствующая идеология подчиняла себе всех ученых, то в науке прекратилось бы ее поступательное развитие. Но этого не происходит, поэтому и «модная» либеральная идеология не кажется обществу вредной (мало ли кто какой модой у нас увлекается !). Так ли это на самом деле? 

Что до естественных наук, либеральная идеология им не мешает, а даже дает некоторый простор для развития, поскольку это отвечает интересам господствующего в обществе капитала. Иное дело – философия и общественные науки. Возрастание мировоззренческого уровня людей, рост научных знаний о законах общественного развития не отвечает интересам крупного капитала, следовательно, в этой части либеральная идеология должна отвернуть общественное сознание от научного познания. Для этого и разворачивается конкурентная борьба разных идеологий с навязыванием т.н. «идеологического многообразия», в условиях которой выигрывает, конечно, та идеология, которая выгодна в данный момент экономически и политически господствующим в обществе силам. Понятно, что «идеологическое многообразие» существует в современном мире по большей части на бумаге конституций. На самом же деле «многообразие» сводится к господству в обществе одной-двух идеологий, которые обслуживают интересы олигархии, а проще говоря, «денежных мешков», чаще всего вопреки необходимости развития науки.

Это принципиальный момент для уяснения действительного соотношения науки и идеологии, важный для определения понятия научной методологии, от которой в решающей степени зависит развитие научных знаний.

+ + +

Поставим вопрос так: можно ли говорить о научности идеологии, если последняя, как было уже сказано, имеет утопические корни, происходит от разных утопий? Нет ли здесь логического противоречия? – Ответ: противоречия нет, если мыслить диалектически. Дело в том, что базис всякого общества составляет общественное производство, включающее два полюса: собственность и труд. Между ними существует противоречие, постоянное разрешение которого лежит в основе развития производства, а вместе с ним и общества в целом. В классовом современном обществе собственностью «заведуют» «денежные мешки», тогда как труд достается на долю трудящихся классов. Между этими полюсами также есть противоречие, обусловленное эксплуатацией труда из-за отсутствия у трудящихся   собственности, а значит иных источников для жизни.

Разрешение всякого реального диалектического противоречия происходит путем отрицания обеих его сторон, их снятия и возникновения новых сторон и нового противоречия между ними. При этом инициатива отрицания всегда идет от негативной стороны противоречия, потому именно этой стороной определяется направление развития диалектического противоречия. Так, в противоречии труда и собственности именно труд является движущей силой противоречия, так как без развития труда нет и развития собственности; более того, без труда собственность не может быть даже производиться и воспроизводиться.  

А теперь обратимся к идеологическому выражению данного противоречия. Сторону собственности «денежных мешков» в современном обществе презентует либеральная или иная близкая ей по своей сути идеология частного собственника. А идеологию трудящихся классов выражают так называемые «левые» политические силы: социал-демократы, социалисты, коммунисты и т.п. Именно идеологии трудящихся, а не идеологии собственности объективно представляют движущий, то есть прогрессивный с диалектической точки зрения момент разрешения того базисного противоречия, о котором сказано выше. Я абстрагируюсь здесь от качества «левых» идеологий, среди которых некоторые оказываются не менее вредными для трудящихся, чем либеральная идеология.

Что из всего этого следует? – А то, что идеология трудящихся объективно является более научной, чем идеология собственников, поскольку она выражает  прогрессивное движение в развитии общества, улавливая объективную тенденцию в его развитии, преодолевая в себе утопическую природу, становясь все более научно адекватной. 

Напротив, либеральная и близкие к ней буржуазные идеологии представляют регрессивный, консервативный и тормозящий развитие аспект, есть менее научно адекватными, и постольку по своей сути они в большей степени утопичны. Довольно проанализировать практику так называемых «рыночных» либеральных реформ в Украине, которые вместо конкурентной среды дали нам олигархизацию экономики и политики. Это – если смотреть в корень, в существо дела. На поверхности же общественной жизни и в общественном сознании картина представляется так, как будто идеологи либерализма «критически» преодолевают социалистические и коммунистические "утопии".

То есть, как и сто с лишним лет тому назад, либеральные «друзья народа» всё еще воюют против социал-демократов, в основном против марксистской методологии познания и переустройства общества. Способ «критики» этой методологии до безобразия примитивен: марксизму приписывается какая-нибудь нелепость или же просто искажается марксистская позиция, а затем эту нелепость или искаженную позицию «успешно критикуют». Это касается также и критики марксистской точки зрения на право и государство.

Таким образом в идеологические штампы превратили будто бы ленинские фразы «мы ничего частного не признаём», «каждая кухарка может управлять государством» и т.д. Почему такими грязными приемами антимарксисты воюют с марксизмом? – Да потому, что в научном отношении они ему проигрывают и не в состоянии противопоставить более основательное познание общества. Но тем не менее, практика построения социализма подается ими как пример утопии, как реализация антинаучного учения. А между тем, идеологический опыт – это опыт проверки именно политических, а не когнитивных ценностей, хоть само по себе появление концепции проверки, испытания идей в социальной практике связаны с наличием науки в ее более или менее развитой форме. Однако статус идеологии как формы общественного сознания не идентичен положению науки, у них разные генезис и функции (См.: Елез Й. Категория практики в трудах К. Маркса: Практика и познание. – М.: Изд-во «Наука», 1973. – С.45-46).

Из истории науки известно, что марксизм сложился как научное течение на весьма солидном теоретическом фундаменте  немецкой классической философии, английской политической экономии и французского утопического социализма. И именно с марксизмом связано «превращение социализма из утопии в науку» на научном фундаменте английской классической политэкономии при помощи диалектического метода, выработанного немецкой классической философией. Не случайно Маркс счел своей главной заслугой разработку материалистической диалектики как научного метода познания и преобразования общества.

Но советское обществознание, и теория права в частности, «увлекшись» материалистическим подходом, оставили без должного внимания важнейшее ленинское замечание о том, что «…Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.18. – С. 350). Из этого возникла та методологическая однобокость, которая тормозила развитие научного познания общества и научного социализма, а на практике привела к отступлению стран социализма с завоеванных ими позиций, тем самым позволяя удерживаться на плаву разным псевдонаучным теориям.    

+ + + 

Не случайно, по-видимому, именно научный методологический монизм стал главным объектом атаки со стороны идеологов «денежных мешков», которые в новых конституциях «молодых демократий» на удивление единодушно записали положение о недопустимости существования обязательной государственной идеологии и о необходимости идеологического «плюрализма». Тем самым научному сообществу был подан сигнал о соответствующей «перестройке» в методологии гуманитарных исследований, и самые конъюнктурные теоретики резко сменили методологические ориентиры. Те, кто раньше усерднее других пел дифирамбы марксизму-ленинизму, вдруг «запели» об «объективной» необходимости методологического плюрализма в науке.

Однако ничего «объективно» нового в этом нет: классовое господство с самого начала реализуется в обществе лишь благодаря принципу «разделяй и властвуй», на котором всегда стояла и только и может держаться политическая форма управления обществом. Так мысль ученых-обществоведов направляется в разные стороны, и выходит из этого научная картина «запели молодцы, кто в лес, кто по дрова». Наука в результате попадает в новую полосу кризиса, ее развитие из поступательного обращается вспять: она уже не прогрессирует, а деградирует, снижая при этом научный потенциал большинства ее «модно» настроенных представителей.

За наукой в обязательном порядке «демонизируется» и «плюрализуется» и высшее образование, которое направляет студентов-гуманитариев всё туда же: «кого в лес, кого по дрова». Чтобы убедиться в сказанном, достаточно обратиться к публикации на сайте «Учиться управлять государством» (раздел «Юридическая доктрина»), где в подразделе «Основное условие» помещена заметка «Чему учат  студентов обществоведы или кое-что о политике».

В ней, в частности, сказано, что авторы учебного пособия «Социология политики. Сравнительный анализ российских и американских политических реалий» заявляют, будто теоретический и методологический монизм «вредит возрождению российского обществоведения сегодня». Разве, вопрошают они, мы не сталкивались с попытками заменить многообразие социологических теорий новой, единой системой знания или даже своей собственной “правильной теорией”? Или, наоборот по форме, но то же по существу: от догматического “кризисного марксизма” вернуться к “истинному, монистическому марксизму”? Или свести всё социологическое знание к одной парадигме с единым общим предметом, единой “основной категорией”, набором подновленных “объективных закономерностей”, единых для всех социокультурных систем? «Суть этих попыток, – убеждают нас авторы, – сохранить научную и культурную автаркию российского обществоведения. 

Современная социологическая наука состоит из многих признанных социологической наукой теорий, каждая из которых, используя свой инструментарий, анализирует лишь отдельные стороны общества, отдельные тенденции общественного развития, характерные для конкретного времени, внося тем самым свой ограниченный вклад в общее представление об обществе. Признание правомерности политеоретической интерпретации означает, что каждая теория, будучи ограниченной и в этом смысле несовершенной, тем не менее способна на свое измерение социальных и политических реалий в их конкретных гранях и плоскостях».

И вот эти «ограниченности», свою собственную неспособность создать нечто на самом деле полезное, авторы навязывают студентам с энергией, достойной лучшего применения, чем разрушение неокрепшего молодого сознания… Критическая оценка такой антинаучной и антиобразовательной позиции дана нами в упомянутой заметке, поэтому нет необходимости повторять сказанное в ней. Здесь же еще заметим, что в той же заметке есть ссылка на нашу статью «Метод как критерий научной новизны», в которой приведены рассуждения молодого Маркса об истине, которую полезно прочесть каждому вступающему в науку.

Увы, «плюралистам» научная истина не требуется, о чем свидетельствует тот факт, что узурпировавшие власть в научном сообществе либеральные идеологические «плюралисты» делают всё, чтобы методологический монизм, диалектический материализм оставался «тайной за семью печатями» от общественного сознания. Достаточно ознакомиться с "академическими" оценками состояния отечественной науки о праве и ее достижениях за годы независимости Украины, чтобы убедиться, что научная истина здесь не в приоритете (См. опубликованную недавно на сайте статью «О понятии государства как условия юридического права, Или кое-что о научной революции в юриспруденции».   

В свое время Энгельс заметил о гегелевском диалектическом методе, что «этот метод не был опровергнут, никто из противников великого диалектика не смог пробить брешь в гордом здании этого метода; он был забыт потому, что гегелевская школа не знала, что с ним делать…» И далее: «Выработку метода, который лежит в основе марксовой критики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалистическому воззрению…».

С тех пор, когда были сказаны эти слова, прошло уже достаточно времени для того, чтобы научиться пользоваться марксовым методом познания общественных явлений, на что вполне определенно указывает научная критика общеправовых понятий в общем учении о праве в рамках диалектической теории права. Следовательно, дело не в отсутствии необходимого научного метода, а в отношении к его использованию учеными-обществоведами в своих научных исследованиях, без оглядки на «плюрализм мнений», навязанный идеологическими прислужниками финансового капитала.

В «кривом зеркале» идеологии отражаясь…

Сегодня НАН Украины в своей деятельности руководствуется Концепцией развития Национальной академии наук Украины на 2014-2023 годы, которая утверждена постановлением Президиума НАН Украины от 20.12.2013 г.

Не останавливаясь на характеристике всего документа в целом, коснемся лишь некоторых его аспектов.

Так, об эффективности научных исследований, формах и методах их организации в Концепции сказано, что такая эффективность наряду с кадровым, финансовым, материально-техническим и информационным обеспечением в значительной  мере определяется формами и методами их организации. Потому НАН «последовательно осуществляет переход от организации исследований по принципу распределения между учреждениями базового бюджетного финансирования ко все более широкому применению программно-целевых и конкурсных начал формирования научной тематики. Внедрено систему целевых программ разного уровня и конкурсов целевых научных и научно-технических проектов. Первоочередное значение при этом придается инициированию и реализации государственных целевых программ, направленных на обеспечение инновационного развития экономики».  

При этом авторы Концепции уверяют нас в «высокой эффективности общеакадемических целевых программ», которых насчитывается около 20 и большинство которых является комплексными и охватывает междисциплинарные проблемы. По приоритетным направлениям целевых исследований в каждом из отделений сформированы и реализуются соответствующие научные программы.

Странно читать эти замечания о высокой эффективности научных целевых программ, об инициировании и реализации государственных целевых программ при отсутствии в стране хотя бы в первом приближении комплексной системы управления наукой и комплексной системы государственного управления, без которых все разговоры о программно-целевых началах в управлении ими являются пустым звуком.  

Отсутствие такой комплексной системы государственного управления на основе программно-целевого подхода неминуемо сводится к хаотичному  набору различных функционалов, не связанных единством цели и воли функционеров госаппарата, а на деле, к спекуляции на модных темах и к политическому популизму. Например, в Украине за первые 12-13 лет ее независимости принято – как законы – около пятидесяти общегосударственных целевых программ в разных сферах. Из них только в сфере охраны здоровья за три года было принято пять общегосударственных программ, однако нет ни одной реализованной хотя бы наполовину. Мало этого, отсутствует вообще практика регулярного контроля и отчетов об их исполнении. Под эти программы были задействованы человеческие и материальные ре­сурсы, бюджетные средства, однако они ма­ло соединены с другими многочисленными программами, и никто не отвечает за их исполнение.

Когда перед страной стоит жизненно важная задача и ее непременно нужно решить, комплексное планирование, программно-целевое управление проектами просто необходимы. Программно-целевые методы успешно применялись на практике при осуществлении больших государственных проектов, которые нужно выполнить в кратчайший срок с гарантированным результа­том и лимитом ресурсов. Вместе с тем, практика разработки и функционирования комплексных систем управления выя­вила недостаточность их без интегрирования – как подсистем – в систему управления более высокого уровня, в единую комплексную систему государственного управления, она выявила необходимость интеграции отдельных программ и систем управления.

На сайте уже отмечалось, что в теории государственного управления существуют три основных подхода к формулированию основных принципов государственного управления: правовой подход; политический подход; управленческий (менеджерский) подход. Правовой подход видит ключевые ценности государственного управления в ценности верховенства права, защите прав и свобод граждан. Политический подход считает основной задачей государственного управления макси­мально лучшее воплощение воли народа. В этой ситу­ации облегчается учет ведом­ствами существующих в обществе интере­сов, сокращаются возможности дискриминации отдельных групп населения. Управ­ленческий подход ориентируется на такие цен­ности государственного управления, как еффективность, экономичность и результативность управления, формируемые, по возможности, в измеримой форме. Основная проблема, которая ставится в этом подходе, состоит в том, как обеспечить нужный результат с наи­меньшими затратами или, как вариант, получить максимальный результат при заданных затратах. Для этого подхода характерно использование понятия «государственный менеджмент» (public management).

Вместе с тем, действительно качественным будет такое государственное управление, при котором реализуются в полной мере все три названых подхо­да. А это практически возможно только в рамках функционирования комплексной системы государственного управления на основе программно-целевого подхода. В отсутствие такой систе­мы уп­равление неми­нуемо сводится к хаотическому набору разных функционалов, не связанных единством цели и воли функционеров государственного аппарата, а прог­раммно-целевой подход к решению важных  общегосударственных задач теряет смысл.

Целевым ориентиром комплексной системы управления государством (КС УГ) должна служить национальная идея, на которую ориентируется и которой подчиняется управление государством, чем обеспечивается согласованная и эффективная работа всех участников национального управленческого процесса для достижения этой цели. Указанная система должна: обеспечить целенаправленность, системность и экономичность управления; воплощать прогрессивный мировой опыт и научные достижения в управлении; способствовать эффективному применению современных методов социального управления в их взаимосвязи, повышению уровня научной обоснованности управленческих решений, совершенствованию стиля руководства, повышению управленческой дисциплины и роли социальных факторов в государственном управлении обществом; рационально сочетать рекомендации и обязательные требования, соответствовать действующему законодательству (См.: материал «Юридическая доктрина: понятие», п. 5.4.1.).

+ + +

Необходимость в отмеченной выше комплексной системе государственного управления видится особенно остро с точки зрения инновационной деятельности НАН и ее связи с производством.    

В Концепции утверждается, что Национальная академия наук всегда уделяла особое внимание внедрению результатов научно-исследовательстких и опытно-конструкторских работ и коммерциализации высокотехнологичных и наукоёмких разработок. В 1999 г. Академия, используя мировой опыт, выступила инициатором и создала на базе своих научных учреждений четыре технопарка, имеющих опытные производства, прикладные научные подразделения и необходимые средства проведения исследований. К сожалению, после отмены льгот, которые касались деятельности технопарков, они практически прекратили свою работу. Для дальнейшей эффективной деятельности технопарков необходимо, как сказано в Концепции, обеспечить стабильные законодательные условия их работи, а также постоянную поддержку со стороны государства.

В целях развития инноваций, сказано в Концепции, Академия наук пытается активно использовать механизм реализации государственных целевых программ и целевых комплексных программ прикладных исследований НАН Украины. Но эффективность этих программ недостаточна ввиду невозможности надлежащего финансирования их инновационной составляющей, как наиболее затратной. Хотя в Украине сохранился масштабный научный комплекс, способный эффективно выдавать результаты мирового уровня, научно-техническая и инновационная сфера государства в целом и НАН Украины в частности не выполняет должным образом роль источника экономического роста. Научные результаты не находят применения в экономике из-за низкой восприимчивости предпринимательского сектора к инновациям, а в научно-технической и инновационной сфере существует тенденция утраты кадров и ухудшения материально-технического обеспечения.

Причинами такой ситуации в Концепции названы неудовлетворительное финансирование научно-технической и инновационной сферы; недостаточная эффективность системы бюджетного финансирования исследований и разработок, в том числе и в учреждениях Академии; законодательные ограничения, которые усложняют коммерциализацию результатов научных исследований; отсутствие экономических стимулов у субъектов хозяйствования к технологической модернизации путем внедрения новых научно-технических разработок; неудовлетворительное мотивирование и стимулирование ученых в части поиска партнеров в производственной сфере и использовании новых эффективных методов сотрудничества; недостатки в вопросах защиты, объективного оценивания и использования интеллектуальной собственности, созданной за государственные средства.

Этим достаточно внушительным перечнем «причин» негативной ситуации в инновационной сфере авторы Концепции по сути дела уводят от действительной причины низкой отдачи отечественной науки в сфере производства.

______

Все названные в Концепции «причины» растут из единого корня порочной либеральной идеологии, которой отравлены национальная государственность и вообще все жизненно важные институты общества, включая науку и образование. Указанная идеология разрушает национальную экономику и государственное управление, а с ними – все остальные сферы жизни общества, разрушает самое общество. Навязанная стране модель «рыночной экономики», в которой рынок «всё порешает», показала не только свою несостоятельность, но и повлекла за собой опасные для будущего последствия в виде коммерциализации политики, государства, школы, науки, медицины, искусства, спорта.

В этой ситуации для планомерного поступательного развития общества попросту нет возможности, а стратегические целевые программы только лишь порождают новые каналы для коррупционных манипуляций и стóят не больше той бумаги, на которой они напечатаны. На это, собственно, и указывает тот факт, что научно-техническая и инновационная сфера не выполняет должным образом роль источника экономического роста.

Нет сомнения, что корень всех названных выше проблем – в навязанной политиками и идеологами (в основном, зарубежными) ненадлежащей политике и реализующем ее государственном управлении. О какой-то там национальной идее, о научно обоснованной стратегии развития страны и механизме ее реализации отечественные политики и государственные мужи не имеют не то что научного понятия, но даже более-менее сносного представления, в чем повинна в том числе и академическая наука. Идеологическая «заточенность» государственной власти и внедрение ею в общественное сознание «нужных» власть имущим идеологических установок неизбежно должна была отразиться и действительно отразилась на научном сообществе страны с его Академией наук, в частности, на положении в ней общественных наук.

А теперь вот академики обижаются на наплевательское отношение к ним со стороны государства… Но, как говорится, «на зеркало нечего пенять, коли… за что боролись, на то и напоролись».

И вот уже «родная» держава не только опустила уровень финансирования отечественной науки «ниже плинтуса», но дошла до того, что отнимает у Академии наук землю, предназначенную для целей научных исследований в области растениеводства, лишая таким образом страну новых сортов пшеницы и перспектив роста сельскохозяйственного производства. Каким образом? – Через якобы заботу о повышении эффективности использования земель со внесением изменений в действующее законодательство (см.: проект Закону України «Про внесення змін до деяких законодавчих актів України щодо підвищення ефективності використання земель фізичними особами та суб'єктами державного сектору економіки» (реєстраційний № 7588, автор - Прем'єр-міністр України Д. Шмигаль; проект прийнято у першому читанні і подано на друге читання Комітетом Верховної Ради України з питань аграрної та земельної політики, який розглянув його 30.11.2022 року).

Есть большое сомнение, сможет ли НАН Украины сохранить средства своего научного производства и обеспечить выполнение ее первой основной уставной задачи – организации и проведения научных исследований фундаментальных и прикладных проблем естественных, технических и социогуманитарных наук.

+ + +

В Концепции записано, что НАН Украины уделяет постоянное внимание подготовке обобщающих оценок и прогнозов общественно-политического, социально-экономического и культурного развития государства, готовит по ним соответствующие предложения и рекомендации. Результаты исследований ученых находят применение при подготовке фундаментальных обобщающих прогнозных документов, предоставляемых властным структурам, в частности, ежегодных национальных докладов по ключевым проблемам развития Украины. Отмечено, в частности, что ведущие ученые Академии привлечены к работе Конституционной Ассамблеи, осуществляют научно-консультативное обеспечение ее деятельности.

Как на самом деле обстоит дело с отношением властных структур к работе ученых и их результатам, показывает пример той же Конституционной Ассамблеи (о деятельности КА авторы Концепции через пару лет, по всей видимости, даже бы не вспомнили). Мне, как одному из членов Ассамблеи и руководителю секции по вопросам основ конституционного строя (раздел І Конституции Украины), вспоминается, как работа в КА оживила юридическую науку и дала всплеск новых научных идей, что видно по публикациям в научной литературе тех лет. Трудно сказать, были бы приняты или отвергнуты эти идеи, но в 2014 г. в стране произошли известные события, новая власть свернула работу КА и в конце года упразднила последнюю.

Между тем, по результатам трехлетней работы Ассамблеи был разработан проект новой редакции Конституции Украины, опубликованный по инициативе группы разработчиков в газете «Юридичний вісник України» в октябре 2014 г. Текст проекта можно найти в книге «Формула демократії: Народ – Конституція – влада», которая была издана в 2016 г. коллективом авторов и посвящена 20-летию Конституции Украины. Кстати сказать, в этом проекте в ст.12 Конституции было сформулировано в качестве одной из основ конституционного строя такое положение: «Держава дбає про розвиток науки, сприяє встановленню міжнародних наукових зв’язків України». До этого в Конституции Украины о науке как общественном институте вообще не было даже упоминания.

То, что олигархи во власти наплевали на работу ученых, неудивительно. А вот то, что руководство Академии наук и отраслевой Академии правовых наук пальцем не шевельнуло для того, чтобы «результаты исследований ученых нашли применение при подготовке фундаментальных документов» (а Основной закон государства разве не относится к таковым?), – вот это уже вызывает вопросы. В частности, как с таким отношением к работе своих ученых будут решаться задачи «розширення науково-експертної діяльності Академії, забезпечення її ключової ролі в здійсненні наукового прогнозування розвитку економіки, суспільства, науки і технологій; підготовки пропозицій щодо розвитку науки в Україні; забезпечення ефективної взаємодії Академії з органами державної влади та місцевого самоврядування; посилення організуючої та координуючої ролі Академії у здійсненні в Україні фундаментальних досліджень»?

Думается, в этом случае дело опять-таки не обошлось без пагубного влияния агентов господствующей идеологии с ее «плюрализмом» и коммерциализацией научной и государственной жизни. Эти же «друзья» науки уже три десятилетия блокируют принятие закона о законах, о необходимости которого давно заявляют ученые, и не только в нашей стране. Либеральные коммерсанты с научными степенями уже более двух десятилетий пытаются уничтожить Хозяйственный кодекс Украины, этот результат настоящего научного подвига академика В.К.Мамутова и его коллег. У борцов с кодексом нет убедительного научного обоснования их позиции, да оно никогда их и не заботило, о чем можно судить по нашей публикации «Обережно, юридичний Чорнобиль». Но если мотивы поведения этих деятелей понятны, то позиция руководства Академии наук, не говоря уже об Академии правовых наук, в данном вопросе кажется безответственной. Хозяйственный кодекс Украины как раз защищает имущественные права Академии наук, в том числе те права на землю, о которых сказано выше в связи с упомянутым законопроектом № 7588. Не потому ли вместе с этим законопроектом научно остепененные коммерсанты при власти готовятся вообще отменить Хозяйственный кодекс Украины?.. Разве не понятно, что молчаливое попустительство, а нередко и содействие подобного рода "ученым мужам" со стороны руководящих органов Академии наук, и еще более, отраслевой Академии правовых наук, не может не повлиять негативным образом на научную работу настоящих ученых? Вопрос риторический…      

Бесцельная «стратегия» – путь в никуда 

При анализе Концепции не покидает ощущение, что авторы сочиняли последнюю только ради ее утверждения, без цели реализовать ее хотя бы частично. Не  снимают этого ощущения даже указания в ее разделах на те задачи,  которые предстоит решать, и те меры, которые намечается для этого предпринять.

Из Концепции не видно, как стратегические направления развития НАН Украины конкретно связаны с приоритетными направлениями развития науки и техники на период до 2020 года, определенные Законом Украины № 2519-VІ от 09.09.2010 г. Здесь не только расхождение в периодах в три года (2020 и 2023 гг.), но и отсутствие конкретики в определении фундаментальных исследований.

Как записано в Концепции, приоритетными являются «наиболее важные проблемы развития научно-технического, социально-экономического, общественно-политического, человеческого потенциала для обеспечения конкурентоспособности Украины в мире и устойчивого развития общества и государства». За этой фразой можно вместить какую угодно тематику научных исследований. А ведь от научной тематики зависит «оптимизация сети научных учреждений и организаций» Академии наук, о которой идет речь в Концепции…

Абстрактное законодательное определение приоритетных научных проблем никак не конкретизируется правительственным постановлением от 07.09.2011 г. № 942 о приоритетных тематических направлениях научных исследований и научно-технических разработок на период до 2015 года. Фраза закона в данном постановлении «конкретизирована» так: 1) наиболее важные проблемы физико-математических и технических наук; 2) фундаментальные проблемы современного материаловедения; 3) наиболее важные проблемы химии и развития химических технологий; 4) фундаментальные проблемы наук о жизни и развития биотехнологий; 5) фундаментальные исследования по актуальным проблемам общественных и гуманитарных наук. Как будто словечки «фундаментальный», «наиболее важный», «современный» и «актуальный» что-то говорят о конкретном направлении научных исследований; опять-таки здесь возможна произвольная, а не приоритетная тематика.

Может быть, не «царское» это дело на уровне правительства утверждать приоритеты научных исследований Академии наук Украины (хотя почему бы и нет?). Потому сам Президиум НАН Украины в качестве дополнения к Концепции утвердил «Перечень основных научных направлений и наиболее важных проблем фундаментальных исследований в области естественных, технических и гуманитарных наук НАН Украины на 2014-2018 годы». При этом опять мы видим нестыковку периодов, на которые ориентируются законодатель, правительство и руководящий орган Академии наук. Но оставим этот факт в стороне. Ведь главное – определить приоритетные направления научных исследований…Что же здесь?

В Перечне в части социальных и гуманитарных наук (экономических, исторических, социологических, политических, правовых и философских наук;  гуманитарного блока: наук о человеке – психологии и педагогики, а также языкознания, литературоведения, культурологии и востоковедения) указано более двухсот «основных научных направлений и наиболее важных проблем фундаментальных исследований». Надо думать, «неосновных» и «менее важных» проблем фундаментального характера наберется еще пять-шесть раз по двести…Можно было с тем же успехом установить, что приоритеты научных исследований определяют сами отделения НАН Украины и академические институты.

В итоге целевой неопределенности руководящего звена Академии и выходит та тематическая анархия («кто в лес, кто по дрова»), о которой было сказано раньше. Подобную методику "скирдования тематики" мы видим и в законодательной работе парламента, который только однажды (в ІІІ-м созыве) принял четырехлетнюю программу и план законодательных работ, отталкиваясь от новой Конституции. В дальнейшем более-менее планомерная работа была отброшена, и законопроекты появляются в повестке дня как сорняки после дождя. В итоге мы получили такое законодательство, о котором корректно говорить очень сложно. Та же картина и на «посевных площадях» в общественных науках – заросли «научных сорняков», «урожайность» которых берется в расчет по их числу на страницах «требуемых» научных изданий. В этих зарослях если и появляются иногда полезные «колоски» научного знания, то их тут же забивают «сорняки». А дальше, как говорили древние, «если не знаешь, куда плыть, никакой ветер не будет тебе попутным».

Не здесь ли кроется коренная причина того превратного представления общества о возможностях отечественной науки, о котором идет речь в Концепции, и причина того, что согласно данным социологических мониторингов, «население Украины в большинстве своем сомневается в реальных перспективах ее инновационного развития в ближайшие годы и считает профессию ученого непрестижною»?

+ + +

А между тем, если бы научное сообщество адекватно откликалось на реальные потребности своего народа, оно должно было бы поставить в повестку дня общественной науки проблему нравственной и научной основ политики и роли государства в реализации этих основ через его функции и правовую систему; проблему соотношения нравственности, политики и права, а также реализации данного соотношения в государственном строительстве; проблему реформы, как способа воплощения научных основ политики в условиях перехода от капитализма к социализму и регрессного развития последнего в капитализм, а также органично связанную с ней проблему объективной необходимости научно-гуманитарной революции; проблему социального конституционализма и другие подобного рода проблемы.

В решении проблемы научной организации управления обществом сегодня приобретают решающее значение определение научных понятий социального и государственного управления, стратегии и тактики в их соотношении, единстве и различии, методологии и техники социального управления. Остро ощущается потребность в прикладной разработке комплексной системы государственного управления обществом (КС ГУ), основанной на программно-целевом подходе с применением прогрессивных информационных технологий.

Научная мысль все еще не может выпутаться из паутины либеральных идей о разделении властей и прав человека, о демократии и тоталитаризме, и пр., не углубляясь в сущность социального управления – в качестве способа реализации общественной власти, в единстве и противоположности его моментов: самоуправления (с его воплощением в представительстве: парламентаризме, советском демократизме и т.п.) и властвования (с его воплощением в системе исполнительной власти, администрации). Противоречия в функционировании двух этих «ветвей» в государственном управлении (и социальном управлении вообще) призвана разрешать особенная функция власти – судебная. Однако о таком направлении мысли отечественная академическая наука, похоже, даже не догадывается.   

Политическая система и национальная государственность нашей страны в своем деградирующем развитии подошли к тому моменту, когда в повестку дня становится проблема выживания или разрушения социума ввиду критического усложнения всех проблем его жизнедеятельности из-за общей неспособности общества, науки и власти разрешать их последовательно и системно.  

Современная цивилизация напрасно тешит себя иллюзией, будто она вознеслась над варварством. Остатки варварства, его пережитки то и дело встречаются в нашей жизни, свидетельств чему более чем достаточно (войны – одно из них). Но такова диалектика перехода от предыстории человечества к подлинной истории. На это в свое время обращал внимание наш великий соотечественник В.И. Вернадский, имя которого носит Национальная академия наук Украины.

Сегодня главной проблемой мирового масштаба является острейший кризис управления человечеством и национальными социумами. Именно этот кризис так запутал в тугой клубок все социальные противоречия, что разрешить их уже нет реальной возможности без преодоления его путем управленческой революции. Война не выводит человечество из кризиса управления, она его только явственнее обнажает. 

Научное обеспечение управленческой революции должно составить главную заботу академической общественной науки, с ориентацией обществоведов на научно-гуманитарную революцию, ибо сегодня это главная проблема, не решив которой о каком-либо инновационном развитии останется только мечтать.

   Кто виноват или что делать?

То печальное положение, в котором находятся сегодня академическая наука и образование, естественно вызывает два традиционных в таких случаях вопроса: «кто виноват?» и «что делать?». Думается, на первый вопрос правильным было бы предоставить отвечать каждому самому, поскольку в сложившейся ситуации виноваты все, разве что в разной степени – в диапазоне от недомыслия, трусости или безразличия к судьбе науки до коррупционных и иных корыстных преступных посягательств на научные и академические устои и порядки и материальную базу научного сообщества. 

Поэтому полезнее сразу обратиться к вопросу «что делать?»

Если разрушение отечественной науки началось в 90-е годы, говоря словами проф. Преображенского, с «разрухи в головах», стало быть, и восстановление научного потенциала страны с его дальнейшим прогрессивным развитием зависит, в конечном счете, от наведения порядка в головах, прежде всего, головах ученых.

С чего начать наведение порядка в головах? Очевидно, с «инвентаризации» того, что в эти головы заложено. А для этого, для возрождения академической науки необходимо «включить голову» и с научных позиций определить как цель действий в указанном направлении, так и средства, в особенности, методы ее достижения, определить стратегию и тактику данного процесса.

+ + +

В связи с этим необходимо и важно сделать небольшое отступление и обратиться к фундаментальной проблеме применения знаний в жизни (См.: «Две большие разницы, или не учи ученого»).  

В размышлениях Э.В. Ильенкова отметим ключевую мысль о том, что «человек гораздо реже видит и знает предмет, чем думает. Чаще всего в предмете он видит только то, что знает со слов других людей, поскольку с самим предметом он, по сути дела, и не сталкивается. Ибо его знакомят не с предметом, а с тем, что по поводу этого предмета уже написано в книгах, в руководствах, в инструкциях, в учебниках. А это ведь, как говорится, две большие разницы». Поэтому, полагает он, «все искусство педагога должно быть с самого начала направлено не на внушение готовых правил, рассматриваемых как орудие, как инструмент действия, а на организацию внешних, объективных условий деятельности, внутри которых эта деятельность должна совершаться». Педагог должен в первую очередь заботиться о создании системы условий действия, властно диктующих человеку такой-то и такой-то способ действий.

Вдумываясь в эти глубокие мысли философа, нельзя не обратить внимание на существенное различие между двумя общественными институтами, между образованием и наукой, предполагающее наличие между ними соединительного «мостика», по которому осуществляется переход от первого ко второму и обратно.

Этот «мостик» остается чем-то неуловимым для научной и педагогической мысли, которые не могут определиться, чему учить и как готовить кадры для сферы науки. А между тем, задача становится яснее, если с самого начала понять, что проблема подготовки научных кадров – это отдельная самостоятельная область деятельности, образующая своего рода «переходный мостик», который не ограничен ни «берегом науки», ни «берегом образования», а упираясь в оба эти «берега», представляет тем не менее особенную социальную конструкцию из специфичных общественных отношений между образованием и наукой.

Данная ситуация напоминает мне мучения теоретиков права, дихотомически разорвавших право на две сферы – сферу правотворчества и сферу реализации права, «забыв» соорудить между ними соединительный «мостик». И лишь недавно в докторской диссертации М. Теплюка (См.: рубрику «диссертации» в разделе «Диалектическая школа права») между названными двумя сферами юридического процесса сооружен этот «мостик» в виде «введения закона в действие» как еще одной стадии юридического процесса, соединяющей ранее метафизически разъединенные процессы создания права и его реализации.  

Поэтому проблему подготовки научных кадров оставим для ее отдельного рассмотрения, а сейчас возвратимся к проблемам академической науки.  

Исторический опыт государственного управления в 20-е годы прошлого века в условиях разрухи и массы стоящих тогда перед страной проблем указывает на необходимость в этом случае отыскать в цепи всех проблем то ключевое звено, «ухватившись за которое можно вытащить всю цепь».

+ + +

Ключевым звеном, от которого в первую очередь и в конечном счете зависит решение накопившихся в отечественной академической науке острых проблем, является реорганизация управления наукой, для чего требуется одновременное (сопровождающее реорганизацию управления) решение проблемы управленческих и научных кадров («кадры решают всё»).      

В публикации об управлении государством (см. на сайте «Учиться управлять государством», заметка «Основное условие») приводилось такое замечание одного выдающегося политика: «Теоретическая способность и интерес к тому, чтобы доискиваться теоретических корней во всяком вопросе, это очень ценное качество. Ибо нельзя вполне уяснить себе никакой ошибки, в том числе и политической, если не доискаться теоретических корней ошибки у того, кто ее делает, исходя из определенных, сознательно принимаемых им, положений».

Без воспитания этого важнейшего качества у людей, отвечающих за ту или иную сферу общественной жизни, без этого на самом деле основного условия в любом деле бесполезно рассчитывать научиться управлять государством, отраслью хозяйства, образованием, здравоохранением, наукой и т.д. 

Относительно кадровой политики. 

Целью последней в Концепции названо сохранение и эффективное восстановление кадрового потенциала НАН Украины, дальнейшее развитие ведущих научных школ, создание надлежащих условий для успешного научного труда, подготовки научной молодежи.

В Концепции отмечено, что после периода относительной стабилизации и определенного улучшения основных показателей кадрового потенциала НАН в 2000-2010 гг. в последующие два-три года в этой сфере появились негативные тенденции. Так, при стабильной численности научных работников (около 19 тыс. лиц) количество докторов наук в учреждениях Академии уменьшилось с 2010 по 2012 год на 2,6 %, кандидатів наук - на 3,3 %. Заметно упало количество защит сотрудниками Академии диссертаций: докторских из 100 в 2010 г. до 88 в 2012 г., кандидатских соответственно с 434 до 371. На 8,9 % уменьшилось за то же время пополнение научных учреждений специалистами с высшим образованием.

Также уменьшилось на 5,8 % количество аспирантов (преимущественно за счет заочной аспирантуры, которая утрачивает популярность), а в 2013 году резко сократился прием в аспирантуру ввиду недостаточного количества претендентов. Количество молодых ученых в учреждениях Академии уменьшилось на начало 2013 года на 5,0 % по сравнению с 2010 годом, из них кандидатов наук – на 5,5 %. Еще одним показателем негативных явлений в кадровом обеспечении научных исследований стало усиление эмиграционных настроений среди ученых. Только в 2012 г. из страны выехали 28 ученых НАН, в т.ч. 25 кандидатов и один доктор наук.

К сожалению, в Концепции не отражены цифры отдельно по гуманитарным и естественным с техническими наукам, чтобы было ясно, какое и за счет каких сфер идет сокращение кадров.

Зато в ней отмечено, что решение кадровой проблемы требует ряда условий, в основном, должного финансирования, материального и социального обеспечения научных кадров, их стимулирования. Предполагалось еще улучшить нормативно-правовую базу научной, образовательной, инновационной сфер, осуществить комплекс организационных мероприятий относительно оптимизации структуры Академии и ее учреждений, а также поднять престижность научной деятельности, обеспечивать привлечение к ней талантливой молодежи.

В Концепции высказывалось оптимистическое мнение, что в этом случае возможно успешное поэтапное решение кадровой проблемы: первый этап – продолжение действия негативных тенденций (2014-2015 гг.); второй этап – период стабилизации (2016-2017 гг.); третий этап – период позитивной динамики показателей кадрового потенциала (2018-2023 гг.).

Увы, этот оптимистичный прогноз руководства Академии оказался далеким от реальности, в том числе потому, что в прогнозах не была учтена надвигавшаяся деградация в последнее десятилетие общества, в особенности его политической системы (о чем, кстати, предупреждали отдельные отечественные обществоведы).

+ + +

   Важнейший теоретический вопрос, без ответа на который браться за управление наукой безответственно, есть вопрос, что такое наука как объект управления.  

В науковедении утверждается, что наука существует и развивается как единое структурированное целое, которое подразделяется на ряд особенных наук, а те, в свою очередь, делятся на еще более частные образования – научные дисциплины.

Следовательно, для уяснения структуры науки необходима классификация наук; последняя должна раскрыть их объективную взаимосвязь в рамках единства науки на основании определенных принципов и критериев. А уже с учетом этого выяснить, насколько управление наукой учитывает ее структуру в качестве объекта управления.

Сегодня в НАН Украины функционируют три секции (физико-технических и математических наук; химических и биологических наук; общественных и гуманитарных наук), которые объединяют 14 отделений наук: 1) математики; 2) информатики; 3) механики; 4) физики и астрономии; 5) наук о Земле; 6) физико-технических проблем материаловедения; 7) физико-технических проблем энергетики; 8) ядерной физики и энергетики; 9) химии; 10) биохимии, физиологии и молекулярной биологии; 11) общей биологии; 12) экономики; 13) истории, философии и права; 14) литературы, языка и искусствоведения.

Является ли объективно необходимой эта структура управления академической наукой? – Для ответа на данный вопрос следует обратимся прежде всего к истории становления НАН Украины.  Национальная академическая наука, как известно, до 1991 г. развивалась в системе АН СССР в качестве одной из 14 республиканских академий (в РФ не было своей академии, а лишь три региональных отделения). 

Тогда в составе всесоюзной Академии существовали четыре секции:

1) физико-технических и математических наук (отделения: математики, общей физики и астрономии, ядерной физики, физико-технических проблем энергетики, механики и процессов управления);

2) химико-технологических и биологических наук (отделения: общей и технической химии; физико-химии и технологии неорганических материалов; биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений; физиологии; общей биологии);

3) наук о Земле (отделения: геологии, геофизики и геохимии; океанологии, физики атмосферы, географии);

4) общественных наук (отделения: истории; философии и права; экономики; литературы и языка).

После распада СССР национальные академии стали самостоятельными, а в РФ создана своя Академия наук (РАН) фактически на основе бывшей союзной Академии. При этом структура РАН отличалась от прежней союзной. В ее составе были образованы 13 отделений: математических наук; физических наук; нанотехнологий и информационных технологий; энергетики, машиностроения, механики и процессов управления; химии и наук о материалах; биологических наук; физиологических наук; наук о Земле; общественных наук; глобальных проблем и международных отношений; историко-филологических наук; медицинских наук; сельскохозяйственных наук.

Уже поверхностного взгляда довольно, чтобы увидеть, насколько разнятся упомянутые выше структуры академий, что указывает на отсутствие объективного критерия построения такой структуры.    

Поэтому здесь придется сделать следующее отступление и обратиться к проблеме классификации наук.

+ + +

Поскольку вопрос о классификации наук оказался чрезвычайно запутанным, необходимо было посвятить ему отдельную публикацию (см. в рубрике «Наука и образование» заметку «Проблемы организации науки»).

В итоге проведенного анализа на выходе получилась такая классификация:

1. Науки о Земле и космосе

2. Науки о неживой природе

3. Биологические науки

4. Медицинские науки

5. Технические науки

6. Науки о техническом управлении 

7. Экологические науки

8. Экономические науки

9. Исторические науки

10. Социология

11. Политология

12. Правовые науки

13. Этические науки

14. Филологические науки

15. Искусствоведение

16. Педагогические и психологические науки

17. Математические науки

18. Философские науки

Эта, на мой взгляд, более-менее объективная группировка наук дает, как уже сказано, объективные предметные основания для структурирования и организации науки как общественного института.

Вместе с тем, все связи объективного мира, которые исследует наука, в этой классификации сводятся к трем таким категориям: межобъектные связи (объект-объект), субъект-объектные (субъект-объект) и субъект-субъектные (субъект-субъект) связи. С этой точки зрения все названные выше науки могут быть разделены по этому критерию на три группы, «родственные» в контексте данной группировки.

Исходя из этого, логичным выглядит формирование в составе Академии наук трех секций: 1) секции естественных наук, 2) секции технических наук, современных технологий управления и экологии; 3) секции экономических и социогуманитарных наук.

В состав первой секции входят науки с 1 по 4 позиции классификации, в состав второй секции – науки с 5 по 7 позиции, в состав третьей секции – науки с 8 по 18 позиции. При этом третья секция, в свою очередь, может быть разделена на четыре части (подсекции): 1) экономических наук – 8 позиция; 2) исторических и социальных наук – с 9 по 13 позиции; 3) гуманитарных наук – с 14 по 16 позиции; 4) математических и философских наук – 17-18 позиции.

Что касается отделений, то вместо 14 существующих отделений вполне достаточно было бы оставить 11 отделений, в том числе:

В первой секции – два отделения:

- Отделение наук о Земле, космосе и неорганической природе (1-2)

- Отделение биологических и медицинских наук (3-4)

Во второй секции  – два отделения

- Отделение технических наук (5)

- Отделение наук о техническом управлении и экологии (6-7)

В третьей секции – семь отделений

-  Отделение экономических наук (8)

- Отделение исторических наук и социологии (9-10)

- Отделение этических наук, права и политологии (11-13)

- Отделение филологических наук и искусствоведения (14-15)

- Отделение психологических и педагогических наук (16)

- Отделение математических наук  (17)

- Отделение философских наук  (18)

Разумеется, такая организационная структура является ориентировочной, и с учетом состояния отдельных наук и их развития возможно формирование отделений в ином составе. Однако это не главное. Здесь важно принципиальное структурирование науки как единого объекта управления в составе комплексной системы управления академической наукой (КС УАН), как части комплексной системы государственного управления (КС ГУ), о которой шла речь выше. В контексте КС УАН взаимосвязи и взаимодействия научных отделений должны устанавливаться и обеспечиваться не в форме абстрактных межотраслевых и междисциплинарных «исследований» и «тем», а по логике программно-целевого управления наукой. Впрочем, это тема для отдельного разговора.       

+ + +

Реорганизация управления наукой, как ключевое звено в решении всех накопившихся в академической науке проблем, предполагающая решение, с одной стороны, теоретического вопроса о науке как объекте управления и, с другой стороны, решение практического вопроса научных и управленческих кадров, диктует необходимость определить ту точку опоры, которая позволит, по словам Архимеда, «перевернуть Землю», то есть свести воедино решение обоих указанных вопросов и направить его в одну сторону.

Такой точкой опоры, по моему убеждению, является постановка и решение теоретико-прикладной проблемы разработки и внедрения комплексной системы управления государством (КС УГ), и одновременно – в составе указанной проблемы – разработка и внедрение комплексной системы управления академической наукой (КС УАН).

Еще в 2010 году в газете «Голос Украины» академиком Мамутовым В.К. и мною была опубликована статья «Без загальнодержавного планування економіку і країну не підняти», в которой шла речь о комплексном программно-целевом управлении. С тех пор никакой реакции научной общественности, не говоря о политической «тусовке», на эту публикацию нет.

Напомним еще раз сказанное выше. Целевым ориентиром КС УГ должна стать национальная идея, на которую ориентируется управление государством, чем обеспечивается согласованная работа участников национального управленческого процесса. КС УГ обеспечит целенаправленность, системность и экономичность управления. Она должна воплощать прогрессивный мировой опыт и научные достижения в управлении; способствовать эффективному применению современных методов социального управления в их взаимосвязи, повышению уровня научной обоснованности управленческих решений, совершенствованию стиля руководства, повышению управленческой дисциплины и роли социальных факторов в государственном управлении обществом; рационально сочетать рекомендации и обязательные требования, соответствовать действующему законодательству (См.: «Юридическая доктрина: понятие», п. 5.4.1.).

Разработка проекта КС УГ – дело академической науки, которая могла бы начать решение этой задачи одновременно с разработкой и внедрением КС УАН.

Реорганизация управления наукой стала стратегическим приоритетом в развитии отечественной академической науки, который требует его официального признания и закрепления в новой Концепции развития НАН Украины. Указанная Концепция должна быть рассчитана на период 2024-2030 г.г., то есть на семилетку. Первые два года могут уйти на разработку проекта КС УАН, а остальные пять лет – на ее поэтапное внедрение, а также разработку проекта КС УГ.

Разработку проектов КС УАН и КС УГ целесообразно проводить на базе Института государства и права НАН Украины, как организационно-методического центра, при котором можно создать специальную научно-исследовательскую группу (СНИГ) из представителей всех общественных отраслевых наук, в состав которой включить преимущественно молодых ученых. Опыт работы Института государства и права как такого центра в Конституционной Ассамблее по разработке проекта новой редакции Конституции Украины себя вполне оправдал.  

В разработке КС УГ основу должна составить национальная юридическая доктрина, работу над которой необходимо возложить на профильный Институт государства и права НАН Украины.    

По моему убеждению, работа молодых ученых над такими масштабными проектами не только позволит решить теоретическую проблему реорганизации академической науки, но и подготовить новые научные и руководящие кадры для науки в целом.

Вместе с тем, уже сегодня необходимо повышать статус Академии наук, с тем, чтобы обеспечить возможность ее более эффективного влияния на решения государственных органов относительно научной сферы. В частности, следовало бы восстановить в Конституции право законодательной инициативы, которое Академия наук имела согласно статье 103 Конституции Украины до принятия ныне действующего Основного закона 1996 г. Кстати, не мешало бы восстановить это право также для Верховного Суда Украины. В этом же направлении важно добиваться законодательного закрепления права НАН Украины участвовать в формировании и принятии решений не только в части законодательства о науке и научной деятельности, но и по всем вопросам законодательного регулирования (в частности, обязательного участия в работе парламентских комитетов с правом экспертного заключения по всем важным вопросам законодательства).     

Наконец, необходимо поставить вопрос о более основательных юридических гарантиях академической свободы, с тем, чтобы снизить до минимума негативное влияние бюрократии на развитие отечественной науки.

Не решив задачу реорганизации академической науки напрасно надеяться на возрастание ее роли и авторитета в обществе и хотя бы на некоторые перспективы ее поступательного прогресса в будущем. И напротив, встав на путь указанной реорганизации, НАН Украины таким образом войдет в обновляющий процесс научно-гуманитарной революции, объективная необходимость которой все острее дает знать о себе человечеству.